Шрифт:
— И чего же теперь, — говорю мастеру, — мне по десять часов пахать?
Он вначале подумал, что ослышался, а потом как подпрыгнет на табуретке.
— Слушай, — говорит, — мы можем договориться, я тебе вдвойне платить буду.
— Дурак ты, — говорю, — Степа. Меня бледность твоя сильно раздражает. Нельзя мужчине так пугаться.
Это был единственный случай, когда я мастера назвал просто по имени. Как-то запросто вышло. Словно мы друзья какие. Кстати, а вот и он. Легкий, однако, на помине. Теперь не побеседуешь. А душу мою вы, надо отметить, раскачали основательно.
— А знаете что, — говорю я корреспонденту, — приходите-ка вечером к нам, домой, я вам Наташку покажу. Работает она в соседнем цехе. Передовик! Ударник! Рационализатор! Туфли у нее, для краткого сведения, тридцать шестого размера.
СТРАТЕГИЯ
Георгий вышел из машины, до боли заломил, потягиваясь, руки за голову; покачиваясь бедрами, тряся коленями, присел и почувствовал, как со щекотной сладостью распустилась в теле острая пружина. Распустилась и пропала, и тут же прояснилась голова, вечерний воздух вошел в ноздри, пресной прохладой своей освежил гортань и заполнил легкие. И только потом уже он нашел свои окна на восьмом этаже. В спальне горел ночник.
Георгий вытащил из гнезда магнитофон, закрыл дверцы и, как всегда — это стало привычкой, посмотрел на догнивающий «Москвич» капитана дальнего плавания. Сам себя спросил Георгий: вот чего не продает, если не нужен? Сам себе и ответил: а теперь и продавать-то нечего.
На восьмой этаж он двинул своим ходом, взлетел на одном дыхании, пропуская ступени, с удовольствием ощущая, как вздрагивают от каждого движения и напрягаются крепкие мышцы. Была бы квартира на двадцатом, и туда бы взбежал играючи. И сердце так работает, что Георгий толком и не знает: есть ли оно у него. Но быть должно, потому что есть у всех.
А едва достиг он двери, она тут же бесшумно приоткрылась. Эту картинку Георгий называл так: оставили действие, но убрали звук. Заинька, выходит, нюхом чуяла его, если ни разу не созналась, что подглядывает в окно или слышит шум подъезжающей машины. Гордой была женщиной его Заинька, его верная жена, со своими маленькими чудачествами.
На кухне уже горел свет, Зоя вытирала стол. Лицо у нее было деловое и неприступное. Как будто бы не она сейчас открывала дверь.
— Добрый вечер, Заинька.
Зоя в ответ так передвинула чашки, что они стукнулись полукруглыми боками, издали костяной звук.
Георгий наскоро принял душ и появился на кухне в тяжелом кабинетном халате. А Зоя все подправляла чего-то, хотя вряд ли в том была необходимость. У нее всегда такой порядок, что когда Георгий бывал в других семьях — чужие жены казались неряхами.
— Заинька!
— Что, ки-иса? — с той же надменностью и вызовом.
— Ну, не сердись, ну, задержался.
— А мне как-то все равно, хоть бы совсем не приезжал. Мне даже лучше. Один раз переболеть, а потом будет легче.
Зоя поставила перед ним тарелку, хлеб на блюдце, нарезанный тонкими кусочками.
Георгий окинул жену внимательным взглядом. Волосы убраны под косынку, может быть, свет такой, но все же скорее всего — лицо отекло, глаза припухли, словно она только что перестала плакать. Хорошего мало, если говорить коротко. Он опустил взгляд на тонкие хлебные куски. Она помешивала, разогревая, в кастрюле борщ. В том-то и беда, что Зоя не плакала.
— Как поздно, а как хорошо ты выглядишь, — сказал Георгий, подавляя вздох. — Знаешь, гораздо лучше, чем утром.
Зоя промолчала, но дыхание ее участилось, грудь вздыматься стала веселей.
— Какая ты сегодня подобранная, как будто только с юга приехала. Мда-а… Я, между прочим, давно тебя такой красивой не видел.
— Правда?!
Зоя выронила половник, и над кастрюлей взлетели красные брызги, домашний фейерверк.
Он подошел к жене, разгладил пальцем морщинки на лбу, чуть сдвинул косынку, и упала на лоб русая прядь, уже заметно поседевшая. Как странно всегда ему видеть эту раннюю седину — Зое всего-то двадцать восемь, на семь лет он старше ее, а тьфу, тьфу, только один белый волос нашел у себя и тот выдернул.
Поправил Георгий прядь и подумал: а она еще все-таки держится, молодец баба, и красива, как была когда-то, с тонкими удлиненными чертами лица.
Он ел, а она присела рядом, и глаза ее светились нежностью.
— Начальника отвозил на дачу. Сильно как-то попросил. Я так и так, а он меня в угол. Тут, знаешь, Заинька, я понял, что такое чиновник-профессионал высокого класса. Школа — во! — Георгий поднял над тарелкой кулак. — Против такой силы пока никак. Я-то в системе совсем недавно.