А Горбачёв стал первым настоящим, успешным приватизатором. Он приватизировал сам себя. Он — первая на финише коммунизма реализованная частная собственность. Заметим, что вновь на Руси частная собственность началась с людей, а не вещей, предметов, объектов. Правда, в XVIII в., при Екатерине II, возникновение частной собственности произошло через закрепощение людей; в конце XX — через раскрепощение.

* * *

Скажем несколько слов о русской власти. О единственном Субъекте русской истории, ее Субстанции. Таковой она стала после и в результате похищения субъектной энергии у всех остальных ее носителей. И прежде всего субъектности была лишена основная часть русского народа. В книге «Русская Система» А.И. Фурсов и я называем такой народ (население) Популяцией. Наряду с русской властью (повторим: Моносубъектом русской истории) и Популяцией мы обнаруживаем и третий важнейший элемент Системы. Это — Лишний Человек. «Он может быть как индивидуальным (часть дворян и интеллигенции в XIX — начале XX в.), так и коллективным (казачество в XVII в.). Лишний человек — это те индивиды или группы, которые не «перемолоты» Властью и поэтому не стали ни ее органом, ни частью Популяции. Или же это люди, «выломившиеся» из Популяции и Власти.

Следовательно, «Русская Система — это такой способ взаимодействия ее основных элементов, при котором Русская Власть — единственный социально значимый субъект. Если Русская Система есть способ контроля над русской жизнью, то Лишний Человек — это мера незавершенности системы, индикатор степени неперемолотости русской жизни Русской Системой и Властью. Процесс взаимодействия, с одной стороны, Русской Системы и Русской Власти, а с другой — Русской Системы и русской жизни (в которой Система далеко не все исчерпывает и охватывает, а в Системе не все Власть) и есть Русская История».

В определенных исторических условиях элементы Русской Системы диффузируют друг в друга. Так, к примеру, после Октябрьской революции мы имеем дело с феноменом Власте-популяции («кухарка» управляет государством). Это, если угодно, «перевернутая» Русская Система. То есть эссенция Системы сохранена, но в прямо противоположной социально-властной конфигурации. Зинаида Гиппиус на заре советско-социалистического порядка вывела точную формулу его соотношения, отличия и одинакости (как говаривал Герцен) с царским режимом. По ее словам, идея самодержавия — власть одного над всеми, идея коммунизма — власть всех над одним. И в том и в другом случае осуществляется подавление индивида, что и является содержанием русского типа социальности. Меняются лишь «политические технологии».

И еще о Русской Власти — элементе и категории системообразующей. Как и все остальные составляющие Системы, она отражает и описывает мир (русский мир, или Mip), который не знает о споре номиналистов и реалистов, не видит границы между физическим и метафизическим и т. п. И потому в ней изначально заложен конфликт — о чем уже мимоходом и было сказано — метафизического и физического, субстанциально-властного и субстанциально-личностного. Иначе говоря, природа русской власти с необходимостью предполагает не только их некое совмещение, соединение, взаимопроникновение, но и — борьбу. Если на Западе в ходе длительной эволюции власть обрела принципиально безличностный характер, а идея власти полностью отделилась от идеи личности («вместо того, чтобы считать, что власть является личной прерогативой лица, которое ее осуществляет, была разработана форма власти, которая независима от правителей. Эта форма и есть государство (l 'etat, state, Staat) — Жорж Бюрдо, то в России всего этого не было. Здесь, напротив, высшей метафизической пробы власть была намертво пришпилена к некоему физическому лицу (Рюриковичи, Романовы). В советский период Популяция экспроприировала эту метафизику, тем самым на время спасая ее от гибели. Однако именно «на время», поскольку господство Власте-популяции — гражданская война, террор, другие формы самоистребления — оказалось избыточным даже для привыкшей к перманентному насилию России…

И еще об одном органическом качестве русской власти — дистанционное. Она не есть, как на Западе, порождение и политическое выражение civil society, поскольку и самого «сосайети» у нас нет. Она сама порождает и формирует в России все (выражаясь идеально-типически). Она действует с дистанции, со стороны. Она отделена и отдалена от этого «всего». Сближение со «всем» опасно для ее природы и функционирования. Будучи Субстанцией (это — «то, что существует само в себе и представляется само через себя, т. е. то, представление чего не нуждается в представлении другой вещи, из которой оно должно было образоваться» — Спиноза), она должна хранить это свое главное качество, хранить как девство. Что лучше всего делать на дистанции.

* * *

Итак, с Горби русская власть теряет свою метафизическую природу. После него власть становится физической. И ее подбирает крепкий мужик Ельцин. Ельцинизм есть не метафизическая, а животно-физическая русская власть. Что это такое? Ленин был точкой, до которой сжалась, а потом разжалась Русская Система. Но она не могла уже существовать в монархической форме. И даже в чисто вождистской (о причинах здесь говорить не будем). Власть и Популяция вынужденно образовали Власте-популяцию. Ее олицетворением, богом, вождем, знаменем стал Сталин. После его смерти Власте-популяция распалась на номенклатуру и советский народ, новую историческую общность.

Это эпоха Хрущёва — Брежнева. А при Горби распались и номенклатура, и народ. И все стало бесхозным. Власть, люди, вещественная субстанция, идеи и т. д.

И вот Ельцин сказал: ребята, берите себе сколько унесете (вещества и суверенитета), и я возьму, сколь смогу. Началась приватизация. То есть Горби — сам себя, Ельцин — власть, чубайсовские — материю, никито-михалковские — идеи. Причем все исключительно в смысле физики, а не метафизики. Ельцинизм — это такая политика, где каждый берет то, что может взять. Таможенники — таможню, пограничники — границу, библиотекари — книги и т. д. То есть свободная приватизация каждым есть условие свободной приватизации всеми и всего (это не означает, что всяк российский человек что-то получил в ходе Великой приватизации; напротив, подавляющее большинство не получило ничего).

И в принципе, если бы у Ельцина было здоровье Лебедя, а характер Чубайса («железный Толик»), это могло бы продолжаться довольно долго. Но здоровье подвело, и подвела русская власть. Она не захотела издохнуть ни в велеречиво-косноязычном Горби, ни в косноязычном шутовстве Ельцина. Она не захотела быть физической, ее метафизическое нутро начало потихонечку оживать. И это, кстати, порой прорывалось даже в бывшем уральском партработнике, ставшем первым всенародно избранным. Царь Борис, Борис II (кстати, ведь и Борис I Годунов — по-своему первый всенародно избранный). «Президент от Бога» — как он однажды оговорился, видимо, будучи в приятном подпитии и в гостях у патриарха. Этот всенародно избранный царь и имевший якобы божественную легитимацию президент постепенно дистанцируется от своего электората, который, в свою очередь, трансформируется в подданных. Власть вновь обретает важнейшее свое метафизическое качество — дистанционность. Далее Ельцин вынужден искать себе наследника. Череда кандидатов в дофины проходит через его вновь обустроенные, роскошно-имперские апартаменты в Кремле. На роль цесаревича пробуются Немцов, Черномырдин, Степашин, Аяцков и, наверное, другие. Неожиданно на небосклоне русской политики вспыхивает звезда Путина…