— Хорошо. Как мне войти в него? — снова повторил Ирв свой вопрос.

— Поскольку, он не может содержать никакой материи, то только ваше сознание может быть в нем. Вам нужно установить связь с ним, сделать его таким же, как вы, чтобы он мог включать вас в себя.

Ирв молчал, больше не задавая вопросов, и с какой-то сумасшедшей терпеливостью слушал Пустынника, стараясь не перебивать и не мешать, дать ему высказать все, что он знает.

— Можно войти в него, только если его содержание будет полностью совпадать с тем, что вне — если внутри и снаружи одно и то же, то нет разницы, и граница пропадает, и можно беспрепятственно проникнуть внутрь. Но сейчас Свиток не содержит ничего, и только одно заполняет его.

— Пустота, — проговорил Ирв.

— Да, вы можете стать пустотой и совпасть с пустотой внутри Свитка, и, таким образом, войти в него и заполнить его своим сознанием.

Ирв кивнул:

— Я уже слышал об этом. Но как мне стать пустотой?

— Я не знаю, — ответил Пустынник.

— Не знаешь? — удивленно произнес Ирв, понимая, что снова уперся в ту же стену. Все пришло к тому же, с чего и началось, круг замкнулся, он снова был на том же месте.

Ирв вздохнул и потел лоб.

— Как же сделать это? — задумчиво проговорил он. — Ты не можешь помочь мне?

— Нет. Это ваше сознание, и вы все должны сделать сами.

— Да? — Ирв смотрел на Пустынника. — А ты можешь попасть в мир Кристалла Мерцания? Ведь ты состоишь из пустоты.

— Да, могу. Но зачем это?

— Ты поместишь в нем образ моего сознания.

— Этот образ не является пустотой. Я могу войти только той частью себя, которая состоит из пустоты.

— Ну тогда сделай из него пустоту.

— Я не могу делать образы, я могу только видеть и запоминать их.

— Хм…

«Снова стена, — напряженно подумал Ирв. — Снова все не так. Как же быть?» Он думал, глядя на Кристалл.

— Этот Свиток Мерцания, — потом негромко проговорил он, — это бумажный лист мира, свернутый в свиток, — вот почему его назвали так.

Пустынник молчал.

— Значит, я могу войти в него и путешествовать между мирами? — спросил Ирв.

— Да.

— Но как он перенесет меня, если не может содержать материи?

— Я не знаю как, но знаю, что он может это.

Ирв смотрел на Кристалл Мерцания. Он держал его в руках, просто в ладонях, этот холодный переливающийся темными тонами камень.

— Значит, Кристалл — это мир, — как бы самому себе проговорил он.

Пустынник не ответил. Ирв тоже молчал, глядя на Кристалл Мерцания и понимая, что держит в руках мир. Было тихо вокруг — ничего не происходило под этим низким небом.

Потом Ирв перевел взгляд на Пустынника.

— А тот образ, который ты показывал мне — это был образ Кристалла в четвертом измерении, между мирами?

— Может быть, — ответил Пустынник.

— Это так, — сказал Ирв.

Потом встал и пошел в дом.

Странные реки с постоянно меняющимися берегами. Их русла изгибаются и исчезают, их вода меняет цвет. Они танцуют свой медленный танец ползущих линий и сплетающихся колец, открывающихся век и сверкающих глаз. Медленно. Плавно. Всегда постоянно, не ускоряясь и не замедляя своего течения. И внутри зрачков открываются веки и становятся больше глаз, и в них открываются другие, заполняя и исчезая под открывшимися вновь. И еще, и еще, и еще… Ползущие змеи в судорожном сонном изгибе, словно лунатики, не просыпаясь, движутся во все стороны. И извиваются и растягиваются, и сплющиваются, и исчезают. Реки становятся озерами, озера — морями, а моря уходят в песок, и облака принимают их и плывут по разноцветному небу, пока не прольются дождем в никуда, исчезнув с небес, оставив лишь ветер, сотканный из разноцветных полотен, словно огонь, пляшущий над пеплом из звезд, и горящий медленно. Медленно. Плавно. Всегда постоянно.

Ирв снова завесил окно черным покрывалом, включил свет и сидел на кровати, скрестив ноги, и смотрел на Кристалл, в Кристалл. «Пространство и время в нем свернуты в свиток». Где-то за окном был день, где-то за окном был мир. «В нем пустота бесконечности и отрешенность времени». Город со своей суетой жил одним из дней, находясь в этой крохотной, ничего не значащей точке между началом и концом времен. «Тот, кто сможет заполнить его…»

Ирв поднимал глаза к небу, но взгляд упирался в потолок. Возможно, так было и лучше, чем видеть это низкое плоское небо без солнца и облаков, без ветра и звезд. Что он делает здесь? Это не его мир. Зачем он в нем? Здесь нет ничего, что было бы нужно ему — пустой мир, наполненный чем-то непонятным, странным, ненужным. И те, кто живут здесь, совсем не такие, как он. Они что-то делают, к чему-то стремятся, чего-то хотят. Но все не так. Их желания странны, непонятны, их жизнь пуста, словно она не нужна им, словно они слепы и не видят того, что вокруг них, в них, лишь слушая то, что им скажут, и ни шагу в сторону, только считая, что это лучший и единственно возможный путь. Он не понимал, как они могут жить так. Он не с ними, не один из них. Нет, это не его мир. Что он делает здесь?

Но взгляд упирался в потолок, он не мог видеть небо, даже если бы и вышел на улицу — здесь нет неба, лишь что-то низкое и приплюснутое, плоское. Он не видел небо, не мог быть там, где небо, а здесь? Здесь он мог быть? В этом чужом, непонятном мире. Нет, он должен оставить его, должен уйти отсюда, иначе… Иначе что? Что угодно, но только не быть здесь под этим приплюснутым небом, так похожим на потолок.

Но как сделать это? Нет. Теперь он знал. Пустота, он должен стать пустотой, чтобы уйти из этого мира. Как странно это звучит. И как, казалось бы, просто забыть и отрешиться от всего. Но Ирв не обманывался этой кажущейся простотой.