– Это дивизия генерала Таунсенда, по нашим данным - свыше семи тысяч штыков, около сорока орудий, - дал справку Николай Францевич.

– Благодарю вас, Николай Францевич, - кивнул в сторону своего начальника штаба Николай Николаевич.
– Положение этой дивизии критическое. Предпринимаемые попытки деблокады оказались безуспешными. Продукты и боеприпасы осажденных на исходе, - при этих словах Николай Николаевич попытался придать лицу совершенно безразличное выражение, как бы даже постарался сделать вид, что этих слов он не произносил, а если и произнес, то просил нас простить его и отнести их только к осажденным. Потому что уж коли на исходе, так, значит, были и стали заканчиваться. А у нас о продуктах и боезапасах вернее было говорить, что их не было.
– Союзники просят помощи, господа!
– сказал Николай Николаевич.
– Наш августейший главнокомандующий государь-император ждет от нас подвига. Еще раз подчеркну, господа, положение союзников столь серьезно, что ставится вопрос вообще о результатах летней кампании, - сказал Николай Николаевич, посмотрел на каждого из нас, каменно молчавших, и прибавил: - Имеет несколько слов сказать представитель союзнической миссии при нашем корпусе майор британской армии сэр Робертс. Прошу вас, господин майор, - сказал он по-английски.

От нашего ряда за столом встал высокий, худой и хмурый офицер. Хмурым он был всегда, и, надо полагать, сия его хмурость должна была показывать, сколько мы как армия были ни на что не способны, если до сих пор не очистили путь для армии его величества британского короля на этот самый Мосул. Он встал, выпрямился в спине, снял отчего-то с левой руки перчатку.

– Благодарю вас, сэр генерал, - сказал он Николаю Николаевичу тоже по-английски и далее по-английски же стал говорить и смотрел только на Николая Николаевича. Острый кадык его заходил вверх-вниз поршнем.

В его обращении только к Николаю Николаевичу, в его английском языке я нашел оскорбительное. “Отчего же нам посылают обязательно таких монстров?” - подумал я в неприязни и сам себе ответил, что англичане считают нас варварами и монстров к нам посылают намеренно, дабы подчеркнуть свое к нам, мягко говоря, небрежение и дабы нас дисциплинировать. С таким монстром не очень-то сговоришься. Он будет упрямо и методично проводить свою линию.

Излишне говорить еще раз, что английского языка я не любил и не учил. А потому на английский язык майора Робертса я поморщился и увидел, что поморщился и сидящий напротив меня корпусной ветеринар Иван Васильевич Шольдер.

– Сейчас уже он нам всю историю Британии со всеми ее заслугами перед нами расскажет, - сказал Иван Васильевич с характерным еврейским выговором.

– Да уж нагагачит, - сказал я.

Гагакал сэр Робертс довольно длинно. А сути вышло только то, что высадкой в Месопотамии англичане в период турецкого наступления в Алашкертской долине оттянули на себя часть турецких войск, то есть явились спасителями матушки-России, и теперь пришел черед расплатиться, тем более что у господина Таунсенда и его бравых солдатиков провианта было ровно до тринадцатого апреля, из чего выходила нам задача к этому числу прогуляться на семьсот верст, как говорят малороссы, с гаком и шашками снять блокаду. Задачу, которую я отгадал еще до совещания, перевел мне на русский язык приставленный к сэру Гусю - раз уж прогагакал, то и Гусь - генерального штаба капитан Коля Корсун.

– Перескажи человечьим языком, Коля, что он там сказал, - попросил я.

– Та шо, - передразнил он нашего общего друга сотника Василия Даниловича Гамалия.
– Та шо, балакають англычане, шо ти ж самые нимци, тильки чуток похуже!
– Потом же сказал: - А если по-человечьи, как ты выразился, то…

– Про Алашкерт я понял, - перебил я.

– Да, - сказал Коля.
– Тогда вот. Мы до самых печенок должны проникнуться, что пропитания в сей Кут-Эль-Амаре, то есть бифштексов, мармеладу и горячего какао, им хватит только до тринадцатого апреля. Двенадцатого они отужинают, а наутро тринадцатого выглянут в нашу сторону, и если не увидят нас, то пойдут в туретчину: “Ах, эти варвары не смогли даже каких-то семьсот верст с гаком проскакать! Ну, все, с нас хватит! Feci quod potui, сделали что могли, так сказать!”

– Потуи, потуи, - сказал я, ибо сказать больше было нечего.

Нас слушал ветеринар Иван Васильевич Шольдер. Я вспомнил, что хотел к нему обратиться по поводу моего жеребчика Локая.

– Коля, прости, а то опять забуду!
– сказал я и попросил Ивана Васильевича выслушать меня.

– Так давайте сейчас уже его посмотрим, - предложил Иван Васильевич.

– Капитан Норин! Борис Алексеевич, вас приглашает Николай Францевич, - взял меня под локоть ординарец Баратова хорунжий Гацунаев.

– Вы, хорунжий, уже… - хотел я пошутить на тот счет, что он заменяет и адъютанта у генерала Эрна.

– Да ведь он вчера свалился в горячке. Разве вы не знаете?
– перебил меня хорунжий Гацунаев.

– Прошу прощения, - сконфузился я.

– Да что вы, капитан!
– улыбнулся он.

– Подождете, Иван Васильевич?
– попросил я.

– Уже что останется делать ветеринару, если он будет думать о себе как о генерале Таунсенде!
– сказал Иван Васильевич с намеком, что генерал Таунсенд не собирается долго, то есть далее тринадцатого апреля, ждать.

– Операция спланирована, Борис Алексеевич, - сказал Николай Францевич, выставляя на боковой столик чай и сладости.
– Она будет иметь международный резонанс, естественно, отражаясь на авторитете России. Как ее проводить нашими силами - ну да Бог не выдаст. А я вас вот что вызвал. В рейд, назовем операцию рейдом, в рейд пойдет дивизия князя Белосельского-Белозерского. Это вот, - Николай Францевич взял листок, - это Шестнадцатый Тверской драгунский - чуть более пятисот сабель, Семнадцатый Нижегородский драгунский - чуть более пятисот сабель, Восемнадцатый Северский драгунский - чуть более четырехсот сабель, Первый Хоперский казачий - шестьсот шашек. Из пехотных частей - только пограничники полковника Юденича, тезки нашего командующего фронтом. Это два неполных полка, то есть в совокупности две тысячи штыков. Ну и, собственно, то, зачем я вас пригласил. Артиллерии в рейд придается восемь стволов, - Николай Францевич глазами призвал меня усмехнуться, но я не внял призыву.
– Восемь стволов, - взял снова серьезный тон Николай Францевич.
– Это неполная Терская казачья и неполная конная кавалерийской дивизии батареи. Как вы уже догадываетесь, нужна координация их работы. Я рекомендовал Николаю Николаевичу вас в качестве командующего этой войсковой единицей, - он снова попытался усмехнуться, но снова остался серьезен.
– Двадцать первого, как вы слышали, операция начинается. Принимайте обе батареи. Приказ подготовлен и подписан, - он подал листок с приказом.
– И дай вам Бог.