– В чем?

– Что я тебя люблю.

Она удивленно села, но прежде чем успела заговорить, Дину продолжил:

– И я также знаю...

– Что?

– Что хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.

– Выйти за тебя замуж?
– Элисон положила подбородок на колени.
– Почему ты решил, что я выйду замуж за человека, который может разговаривать со мной только с помощью фотоаппарата?

– Так ты не выйдешь?

– Не знаю, Дину, - она нетерпеливо покачала головой.
– Зачем выходить замуж? А так чем плохо?

– Брак, такой, как я хочу, заключается не только в этом.

– Зачем всё портить, Дину?

– Потому что я этого хочу...

– Ты меня не знаешь, Дину, - она улыбнулась, погладив его по макушке.
– Я не похожа на тебя. Я упрямая и испорченная, Тимми называл меня капризной. Ты меня возненавидишь через неделю после свадьбы.

– Думаю, об этом мне судить.

– И зачем жениться? Тимми здесь нет, как и родителей. Ты видишь, насколько нездоров дедушка.

– Но что если...?
– он наклонился, чтобы положить руку к ее животу.
– Что если будет ребенок?

Она пожала плечами.

– Тогда и посмотрим. А пока давай будем довольствоваться тем, что имеем.

Без единого слова по этому поводу вскоре после их первой встречи Дину понял, что между ним и Илонго существует какая-то связь, о которой знает Илонго, но ему самому она неведома. Это понимание постепенно крепло в результате их разговоров, взрощенное на вопросах и периодических уклончивых ремарках, на любопытстве Илонго относительно дома семьи Раха в Рангуне, на его интересе к семейным фотографиям, на том, как в его речи выражение "твой отец" постепенно потеряло местоимение.

Дину понял, что его готовят, и когда Илонго решит, что время пришло, он расскажет о том, что их связывает. Это понимание будило в Дину на удивление мало любопытства, и не просто потому, что его внимание было целиком приковано к Элисон. Но и из-за самого Илонго, было в нем нечто настолько вызывающее доверие, что Дину не торопился ему признаться в своих догадках.

Помимо Элисон, в Морнингсайде Дину чаще всего виделся в Илонго и зависел от него во многих мелочах - отправке писем, обналичивании чеков, велосипеде взаймы. Когда он решил устроить собственную темную комнату, именно Илонго помог ему найти в Пенанге подержанное оборудование.

Однажды в воскресенье Дину сопровождал Илонго в еженедельной поездке в Сангеи-Паттани вместе с Саей Джоном. Они посетили ресторан Ах Фатта, где Сая Джон как обычно передал конверт.

– Я делаю это в память о жене, - сказал он Дину.
– Она была из народности хакка, по обоим родителям, и всегда говорила, что я тоже хакка, хотя никто не мог судить об этом наверняка, раз я никогда не знал родителей.

Потом Дину с Илонго отвезли Саю Джона в церковь Христа в предместьях города. Церковь выглядело ярко и приветливо, с белоснежным шпилем и украшенным полированными деревянными планками фасадом. В тени цветущего дерева собралась разодетая паства. Ирландский священник в белой рясе отвел Саю Джона в сторонку, похлопав по спине.

– Мистер Мартинс! Как поживаете?

Дину с Илонго пошли на утренний сеанс в кино и посмотрели фильм "Я закон" с Эдвардом Робинсоном. На обратном пути, забрав Саю Джона, они остановились в доме матери Илонго на порцию лапши.

Мать Илонго была близорука и преждевременно ссутулилась. Когда Илонго его представил, Дину понял, что она уже точно знает, кто он такой. Она попросила его подойти поближе и дотронулась до лица потрескавшимися мозолистыми пальцами, произнеся на хиндустани:

– Мой Илонго гораздо больше тебя похож на твоего отца.

Подсознательно Дину совершенно точно понял, что она пыталась сказать, но ответил на эти слова словно на шутку:

– Да, вы правы, я и сам вижу сходство.

Не считая этого напряженного момента, визит прошел хорошо. Сая Джон выглядел необычно оживленным, почти как раньше. Все съели по несколько порций лапши, а в конце трапезы мать Илонго подала густой чай с молоком в стеклянных стаканах. Когда они ушли, все осознавали, причем с приятным чувством, что визит начался, как встреча незнакомцев, и каким-то образом превратился, и по тональности и по характеру, в семейную встречу.

На обратном пути к дому они сидели втроем на одном сиденье, Илонго за рулем, а Сая Джон посередине. Илонго явно взбодрился, словно преодолел какое-то препятствие. Но для Дину оказалось сложным признать, что Илонго - его сводный брат. Брат - это Нил, граница собственного "я". Илонго таким не был. Илонго был инкарнацией отца, такого, каким тот был в юности - гораздо лучшим человеком, чем тот, кого знал Дину. Это принесло какое-то утешение.

Этой ночью Дину впервые поделился своими подозрениями с Элисон. Она проскользнула в его комнату после ужина, как иногда поступала, уложив деда в постель. В полночь она проснулась и увидела, что Дину сидит у окна и курит.