– Ума Дей зиндабад, зиндабад!

На некоторое время наступила полная неразбериха.

Наблюдая с дальнего конца пирса, Долли заметила, что Уму застали врасплох, она явно не готовилась к подобному приему и точно не знала, как реагировать. Она осматривала толпу, словно искала кого-то. Долли подняла руку и помахала. Жест привлек внимание Умы, и она обеспокоено махнула в ответ, изобразив жестом беспомощность. Долли знаком ободрила ее - не волнуйся, мы ждем.

Потом Уму подтолкнули вниз по сходням и снова увешали гирляндами. Несколько человек произносили речи, а остальные просто потели под жарким солнцем. Долли попыталась сконцентрироваться на том, о чем они говорили, но ее глаза всё время возвращались к подруге. Она заметила, что Ума сильно похудела, а ее глаза запали, словно в знак протеста против лихорадочного и неустойчивого образа жизни. Но в то же время в ее манерах появилась новая уверенность. Она явно привыкла к тому, что к ней прислушиваются, и когда настала ее очередь говорить, Долли с нарастающим трепетом отметила, что Ума, похоже, точно знает, что сказать и как обращаться с толпой.

Потом внезапно речи прекратились, и Ума протолкнулась сквозь толпу. Она вдруг появилась прямо перед Долли, открыв объятья. Столько лет, столько зим! Они засмеялись и обнялись, прижавшись друг к другу, пока дети озадаченно смотрели на них, отойдя чуть в сторонку.

– Прекрасно выглядишь, Эльза! А твоя дочь просто красавица!

– Ты тоже отлично выглядишь, Ума.

Ума засмеялась.

– Нет нужды лгать. Я выгляжу в два раза старше своего возраста.

Долли вмешалась, дернув подругу за руку.

– Кто эти люди, Ума? Мы так удивились...

– Они из той группы, с которой я работаю, - быстро объяснила Ума.
– Эта группа называется "Индийская лига за независимость". Я не говорила им, что приеду сюда, но, видимо, дошли слухи...

– Но чего они хотят, Ума? Зачем они здесь?

– Я тебе позже расскажу, - Ума взяла Долли за руку, а Эльзу - под руку.
– Нам о стольких вещах нужно поговорить, и я не хочу терять время.

Вечером они сели на паром до Баттерворта, где в порту ждали автомобили Мэтью, один из них - длиннее, чем когда-либо видела Долли, размером почти с железнодорожный вагон. Это был Дюзенберг, модель Джей Турстер, объяснил Мэтью. У него имелась гидравлическая система тормозов, восьмицилиндровый двигатель объемом 6,9 литров и цепной распределительный вал, на второй передаче автомобиль мог разгоняться до девяноста миль в час, а на самой высокой - до ста шестнадцати.

Мэтью горел желанием продемонстрировать Дюзенберг Нилу и Дину, и мальчики поехали с ним, вместе с Тимми и Элисон. Долли и Эльза последовали за ними в более спокойном темпе на автомобиле, который Мэтью подарил Эльзе на пятидесятилетие - в великолепной бронзово-золотистой Изотта-Фраскини Типо 8А Берлина Трансформабиле с усилителем тормоза. Кузов был изготовлен в Кастанье, а обивка из флорентийской кожи.

Изотта-Франскини направилась на север, когда солнце уже низко стояло на Андаманским морем, и к тому времени, когда они добрались до Сангеи-Паттани, уже почти стемнело. Они поднимались по склону Гунунг Джераи, и передние фары Изотты-Франскини сияли в пелене пыли. Проехав под арочными воротами имения, они прибавили хода по красной проселочной дороге. Потом автомобиль завернул за угол, и впереди показался особняк, эффектно возникнув из-за склона, с горящими в окнах и дверных проемах огнями. Центральной точкой дома являлась круглая башня, вокруг которой шла широкая веранда, а крыша слегка загибалась вверх в китайском стиле.

– Морнингсайд-хаус, - провозгласила Эльза.

Долли была поражена. В чернильной темноте дом словно излучал какой-то нереальный блеск, свет словно шел из какого-то внутреннего источника, выплескиваясь из горы, на которой стоял особняк.

– Он великолепен, Эльза, - сказала Ума.
– Другого слова и не подберешь. Думаю, это, наверное, самый прекрасный дом, который я когда-либо видела.

Внутри дом пылал богатым теплом полированного дерева. Спускаясь к ужину, Долли и Ума заблудились в длинных коридорах, отвлекаясь на множество деталей интерьера: на полу был узорчатый паркет, а стены покрыты деревянными панелями из дорогого дерева с тонкой текстурой. Эльза пошла их искать и обнаружила, что обе ощупывают перила большой винтовой лестницы в центре дома.

– Какая красота.

– Вам нравится?
– лицо Эльзы засияло от удовольствия.
– Когда мы строили Морнингсайд, Мэтью как-то сказал: "Всему, что имею, я обязан дереву - тику, гевее". И я подумала, что так оно и должно быть - Морнингсайд станет монументом, посвященным дереву! Я попросила Раджкумара прислать из Бирмы лучший тик, отправила людей на Сулавеси и Суматру. Вы увидите, что каждая комната сделана из разного дерева.

Эльза повела их вниз по лестнице и проводила в столовую, очень большую, с длинным полированным деревянным столом посередине. Стены обрамляли бамбуковые циновки, а свисающие с потолка светильники были встроены в сверкающие корзины из ротанга. Когда они вошли в комнату, из-за стола встал Сая Джон и медленно, опираясь на трость, подошел к Долли с Умой, он выглядел словно уменьшившимся, похожим на гнома, как будто его тело съежилось по сравнению с головой.

– Добро пожаловать, добро пожаловать.

За ужином Ума и Долли сидели между Мэтью и Саей Джоном. Мужчины старались, чтобы их тарелки всегда были наполнены.

– Это гулаи-тумис, рыба с бутонами розового имбиря, бунга-кунтан.

– А это?

– Жареные в листьях пандана креветки.

– Арахисовые булочки.

– Рисовые пирожки из девяти слоев.

– Цыплята с голубыми цветами - бунга-теланг.

– Маринованная рыба с листьями куркумы, лайма и пурпурной мяты.

– Салат из мелко нарезанного кальмара, горца и дуан-кадо - лианы, которая пахнет, как целый сад специй.

С каждым кусочком рты наполнялись новыми вкусами и ароматами, столь же незнакомыми, сколь и восхитительными.

– А как называется это?
– воскликнула Ума.
– Я думала, что в Нью-Йорке пробовала всё, но никогда не ела ничего подобного.

Сая Джон улыбнулся.

– Так тебе понравилась перанаканская кухня [32] ?

– Никогда не пробовала ничего лучше. Откуда это?

– Из Малакки и Пенанга, - улыбнулась Эльза.
– Один из последних величайших мировых секретов.