Когда людской поток влился на Смоленскую площадь, милиционеры получили приказ: огонь на поражение! Но…они не смогли убивать безоружных соотечественников. Однако на повороте с Садового кольца на Новый Арбат в народ стали стрелять снайперы, засевшие на крышах. В этот страшный миг кто-то упал замертво, одни отступали, другие, приседая, пытались вжиматься в асфальт. И на Смоленской раздались первые автоматные очереди… Крики и стоны кругом. И вдруг неожиданно: «Ура!!! В атаку!!!»

Людская волна, вопреки всему, прорвалась к Дому Советов и приближалась к парадной лестнице. Несмотря даже на то, что длинные пулеметные очереди по многотысячной толпе уже не прекращались ни на секунду.

Маша с ужасом смотрела из окна, как в здание заносят раненых, а внутри разносилось эхо приказа, исходившего от генерала Ачалова: «Ответный огонь не открывать! На провокацию не поддаваться!». С балкона же неслись безумные призывы Руцкого: «Взять штурмом мэрию и Останкино!» Новоизбранному президенту вторил спикер: «…ввести сюда войска… штурмом взять Кремль!»

Мимоза кинулась по коридору в поисках Трофима. Столкнувшись с нею, он процедил сквозь зубы:

— Эти двое, усатый со спикером, совсем что ли очумели, — не ведают, что творят! У них же — ни армии, ни оружия! О чем орут? Какой Кремль теперь, какое Останкино?! — и в сей миг с уст супер-интеллигента Золотова сорвалась в адрес «дуумвирата» чудовищно нецензурная брань.

Навстречу Маше и Трофиму приблизилась колонна во главе с Сатиновым и Алевтиной, и Савва стал пробираться сквозь толпу к балкону, где продолжали витийствовать народные избранники. Вскоре оттуда зазвучал и его вдохновенный голос…

Но войск не было…

Пламенно выступив, Сатинов поспешил к спикеру, Алевтина же бросилась за ним, но не успела, спрашивала без конца у каждого встречного: где он? Однако в дикой толчее Савва был уже недосягаем для нее.

Неистовая карусель безумия все сильнее закручивала «белодомовцев», никому не давая опомниться. И Трофим поймал, наконец, за руку мятущуюся в разные стороны Алю, и соединил ее с Машей, приказав им обеим неотрывно держаться журналистской группы.

Ночью они услышали голос Бабурина, раздавшийся с балкона: «Правительство готовит штурм: все, кто желает, могут разойтись!»

— Мы остаемся! — одновременно вздохнув, сказали Аля и Маша, не задумавшись ни на миг.

Настал комендантский час, и Дом погрузился во тьму. Подруги, хватаясь за стены, наощупь пробрались к окну: у палаток горело несколько костров, но толпа постепенно редела, люди покидали площадь, растворяясь в ночи.

Внезапно рядом с Алевтиной, как с неба свалившись, возник Сатинов — он только что вернулся из Останкино. Мутный свет от уличного фонаря на секунду осветил его лицо: оно было неузнаваемо.

— Нас у телецентра там расстреливают, Аля! Скоро начнут убивать и здесь. Слышишь? Умоляю тебя, уходи, пока не поздно! Трофим здесь, его люди тебя выведут через подвалы к Смоленской. Давай прощаться! Не забывай меня, Аленька!

Он охватил оцепеневшую Алевтину за плечи и быстро отступив, побежал не оглядываясь.

— Савва, да куда же ты? Я с то-бооо-ой! — завопила она, очнувшись.

— И не вздумай! Я — в Останкино! Прощай! — уже издали прокричал он, скрывшись во тьме коридора.

Маше удалось усадить подругу на чудом пустовавший подоконник:

— Не отчаивайся! Не все еще потеряно! Сама подумай, кто же будет по безоружным-то стрелять — по депутатам, журналистам, женщинам? Ты думаешь, эта банда не побоится мирового скандала?! Иностранцы же все снимают, по CNN все показывают, да и «наши» немцы снуют кругом. А возле спикера — и советники иностранные остались, говорят, что они никуда от него не ушли. Гм… ну не танками же на нас двинут?

— Конечно, нет. Но в Останкино тогда что? Там ведь убивают…но, может, там все иначе, — слабо возразила Аля, напрочь утеряв нить рассуждения.

Внезапно к ним подлетел Золотов:

— Девицы, срочно вниз! За мной! Не понимаете, что ли? — ведь убьют же вас!

— Нет-нет, Трофимушка, мы остаемся до конца! — тихо, но решительно возразила Аля.

— Мы же не крысы, чтоб с тонущего корабля сигать! Ну а если умрем — значит, воля Божия такова будет, — спокойно поддержала подругу Мимоза.

— Ну, девицы! Я же головой за вас перед Вадимом… Ну, что стоите? Бегом к журам, оттуда — ни ногой! Ясно? И без меня — ни шагу в сторону! Ясно?! — героическая решимость подруг потрясла Трофима, но не удивила.

В стенах дворца стало холодно. И тягостное ожидание все сильнее давило на «затворников».

— Мы же в мышеловке, Мими! Ну невыносимо больше, пойдем на воздух, а?

И нарушив приказ Золотова, они выбрались на опустевшую ночную площадь. Невдалеке у спящих палаток заметили едва уловимые силуэты, слегка колебавшиеся в свете догоравшего костерка. Двинулись в сторону баррикады, туда, где колючая проволока обрывалась — вот здесь был свободный проход, рядом — никого. Лишь вдалеке просматривалось сильно поредевшее оцепление. Отсюда прямо сейчас можно незаметно исчезнуть во мгле.