Толстой Л.Н.
Шрифт:
Хотел нынче отвечать вам на ваш философ[ский] вопрос, да не успел. А очень хочется ответить, тем более что я и не думаю отрицать реальности существования внешнего мира. Ответы мои на ваши вопросы есть в моем дневнике, если у вас есть список.
Жизнь человеческая в этом мире есть рост, изменение отдельного ограниченного существа. Рост или изменения в этом от дельном существе мы познаем в виде движения. Отдельность же или ограниченность этого существа — в виде материи, тела. Пределы изменений нашего существа и изменений других существ мы познаем в виде движения. Пределы отдельного огра ниченного существа мы познаем в виде материи. Меру измене ний отношений, изменений разных существ дает нам время; меру пределов, отношения пределов разных существ, дает нам пространство.
Так как мы познаем себя только как пределы изменений нашего существа по отношению изменений других существ и пределы своей отделенности по отношению других существ, то мы не можем не признавать существования существ вне нас. Мы узнаем некоторых из них по нашему отношению к ним и по аналогии их устройства и предельности с нашей. Некоторых же мы, хотя и прикасаемся с ними, как, н[а]п[ример], с зем лей, солнцем, мы, хотя и признаем их нашими пределами, мы не знаем.
Жизнь состоит в изменении, росте и расширении пределов. Сначала расширяются пределы движения и материи, потом движения и материя не поспевают за ростом, и тогда они разрушаются, и наступает смерть: уничтожение пределов как движения, так и материи в этом мире.
В какой форме переходит жизнь в новое состояние, мы не только не можем знать, но не можем и говорить. Мы скажем: «начнется новая жизнь», и скажем не то, п[отому] ч[то] слово «кончилось», «начнется» означает последовательность во времени, а в новой жизни мы не имеем права предполагать измене ний и движения, т[ак] к[ак] и то и другое есть свойство только этой жизни. Точно так и в пределах отдельности в материи и пространстве, т[ак] к[ак] и то и другое — свойство только этой жизни.
Очень может быть, что мы и теперь живем, не сознавая изменений и пределов.
Будет очень странно, если вы что-нибудь поймете из всего этого. Но я очень понимаю, хотя и не умею еще высказать.
Прощайте. Целую вас всех. Здоровье мое очень хорошо. Пишите чаще.
Л. Т.
Гаспра, 24 июня 1902 г.
Ответ на письмо Черткова от 17 июля н. с., в котором он писал, что изучает философию, «преимущественно идеалистическую», но не может вполне согласиться с утверждением, что мир только наше представление и не существует в действительности. По мнению Черткова, правильнее было бы сказать, что для нас существуют только наши представления, но мы не можем сказать, вызываются ли они чем-либо действительно существующим вне нашего сознания.
1 Вместе с несколькими англичанами Чертков начал каждую неделю устраивать в соседнем городке Борнемауте небольшие открытые собрания, на которых обсуждались различные вопросы. Собрания эти носили название «The Progress Meetings for the consideration of the problems of life» («Прогрессивные собрания для обсуждения вопросов жизни»). Отчеты об этих собраниях печатались в 1901—1904 гг. в местной газете «The Bournemouth Gardian». Вырезки из этой газеты Чертков послал Толстому.
2 В мае 1902 г. Чертков выступил с большой речью на конгрессе унитарианцев, в которой резко высказался против церковности, пастората, общественной молитвы и богослужения, принятых у унитарианцев. Посылая Толстому текст своей речи, Чертков писал, что унитарианцы, вероятно, в другой раз не пригласят его на свой конгрес.
3 П. А. Буланже получил для переезда Толстого и его семьи отдельный салон-вагон. Оставив вагон в Севастополе, Буланже приехал 15 июня в Гаспру и выехал оттуда с Толстым 25 июня.
* 656.
1902 г. Июня 25. Ялта.
Partons aujourd’hui.
Выезжаем сегодня.
Телеграмма. Датируется на основании пометок на телеграфном бланке.
* 657.
1902 г. Июля 15. Я. П.
Пишу вам только два слова, милый друг или, скорее, друзья. На днях высылаю вам оконченную статью.1
Опровергать статьи, подписанные моим именем, не стоит: на всякое чиханье не наздравствуешься. На днях получил Open Court, № 554, июль 1902. A nearer view of Tolstoy.2 Как я ни обстрелен, но первое чувство б[ыло] неприятное. Нет 3-х строчек без грубой лжи и направленной враждебно. Как же отвечать на такие статьи или разоблачать тех, к[оторые] пользуются моим именем?
Был Абрикосов и так хорошо и много рассказал про вас. И сам он как хорош!
А какая радость — Суллер выпущен3 и третьего дня был у нас.