Шрифт:
С потолка на среднем уровне свисали бесчисленные коралловые лианы. Они походили на корни гигантского дерева, росшее на верхнем уровне, которое пробилось сквозь пласт и попало сюда. В каком-то смысле это было верно. Сайланты собирали эти корни в кипы, и таким образом меж лиан образовывалось пространство, которое жители среднего уровня преобразовывали в дома, висящие на разной высоте. С появлением в них стеклянных вставок и лестниц, соединяющих кипы между собой, средний уровень превратился в прекрасный город, где дома располагались внутри неодинаковых извилистых кос, сплетенных из коралловых лиан и белого, местами прозрачного, стекла.
Поднимаясь по последней из лестниц, ведших на Миу, Лухс снова почувствовал запах железа. Двери, такие же, как на Лое, оказались наглухо закрыты и долго не открывались. Создавалось впечатление, будто они забаррикадированы, что странно. Очень странно.
Лухс читал очень много учебников по истории разных городов, и никогда, ни в одном из них баррикады не означали что-то хорошее. Хотя может ли что-то сделать жизнь этого города ещё хуже?
Слабый физически, целитель налёг на дверь, позабыв, что она весит в тысячи раз больше него. Громко ругаясь, он жалел, что его ритуальный кинжал остался где-то по другую сторону барьера, на дне моря. С его помощью Лухс мог бы кристаллизовать кровь и… и придумать, как это поможет ему в открытии двери.
Делать нечего, дверь не поддавалась, и он, проведя пальцами где-то посередине, нащупал тонкую щель. Положа руку на сердце и судорожно вздохнув, Лухс приготовился провести над собой ещё один ритуал, чтобы протащить свои частицы сквозь тонкую, невидную глазу щель меж дверьми.
Но расщепление совершать не пришлось. Двери с глухим шорохом распахнулись, заставив сайланта отступить на десяток шагов назад, и из-за двери вялым потоком полилась густая багряная кровь. Лухс как завороженный смотрел на бесконечный поток живой крови, льющейся на его грязные от оллы ноги, и он не заметил и не услышал, как издавая громкое хлюпанье, шлепая босыми ногами, сползая вниз по белой стеклянной двери, двигалась самка.
Лухс рванул к ней навстречу и подхватил её, когда она уже падала.
Женщины сайлантов необычайно красивы. На поверхности целитель никогда не видел лиц, подобных этим. Эти огромные синие глаза, чистые, в отличие от глаз мужчин, эти длинные синие волосы, заплетенные в косы, белая гладкая кожа, стройная фигура.
Самка, лежащая у него на руках, носила детей. По размеру живота, Лухс мог определить, что она примерно на седьмом месяце:
– Эй-эй! – Полушепотом сказал он, убрав с её лица растрепанные, мокрые от крови и пота волосы, и посмотрел ей в глаза. – Что с тобой? Откуда ты?
– Аттн? – Её глаза широко распахнулись, а лицо озарила вялая, но искренняя улыбка радости. – Аттн? Так это была ложь? Он не поймал тебя? Как я рада… Как я рада!..
В тот же миг, глаза Лухса стали шире чем её.
– Аттн? Так он жив? Где он?
– Ты не Аттн? – Выражение её лица сменилось на разочарование. – Лухс?! – Она подпрыгнула в его руках и скорчилась он боли, сжав ноги и согнувшись.
Целитель положил ей руку на живот и опустил её к промежности: оттуда мощной струей лилась кровь. Женщина теряла ребенка, и это поставило Лухса в ступор по целому ряду причин.
Первой было то, что ему никогда прежде не доводилось залечивать беременных женщин, и он знать не знал, что могло пойти не так и почему она теряет ребенка. Второй – это то, что смотрители, десятилетиями наблюдающие за тем, как самки вынашивают и рожают, допустили подобное. На памяти Лухса не было ни одного случая: каждый ребенок представлял необыкновенную ценность.
– Что с тобой произошло? – Спросил он, чтобы как-то прояснить ситуацию и решить, что делать.
– Ты и правда Лухс? Ответь! – Она прикрикнула на него, и тут же на её лице возникла гримаса боли.
– Да-да, я. А ты?..
Вместо ответа, женщина, распахнула черную одежду, и Лухс увидел между её грудями клеймо своего дома: равносторонний треугольник.
– Твой уход изменил всё. – Проговорила женщина, когда из её рта полилась кровь.
Лухс больше не стал терять времени, и принялся управлять её энергией. Но не смог. Ни одна капля, ни одна частица её крови не подчинились ему. Раньше, чем Лухс понял это и прибегнул к своему запасу крови, она уже умерла. Как и чада в её утробе.
Целитель подскочил на ноги и стал рассекать руками воздух. В полутьме, из-за открывшихся дверей, досюда едва доходил свет, а Лухс всё пытался подчинить себе частицы крови, находящейся всюду вокруг: на полу, на стенах, в теле умершей у него на руках женщины, но не выходило.
– Почему? – Шипел он на свои руки, словно это их вина. – Что не так? Это же!..
И его осенило: мертвая кровь не может литься рекой. Находясь на открытом пространстве, не изолированная от среды и вытесненная из тела, кровь должна быть мертвой, неподвижной. Частицы и элементы, формирующие её, должны остановить движение и обратиться в мертвые клетки. Но она льется, стекает по ступеням, вниз, к Лое, где её встретит жаркое пламя.