— Я бы не сказал, что общаюсь с ними. — Он задумчиво поджал губы. — Скорее, насаживаю их на горячую кочергу, когда мне становится скучно.

— Шутишь? — скривилась я.

— Ад не очень приятен для тех, кто его заслужил.

Мгновение я размышляла об этом:

— Что ж, они заслуживают вечные муки.

Я повернулась лицом к залу: мерцающие души и картины в рамах на стенах — портреты бывших, пожилых и седовласых, владельцев. А потом я увидела ее.

Точнее, сначала я увидела ее душу.

Грешница с большой буквы, с грязнейшей аурой разных темных оттенков. Что же такое она совершила? Когда ее душа поблекла, я увидела, что она выглядит как нормальная тридцатилетняя женщина. Красиво одетая, в туфельках на изящных каблучках и с умопомрачительной сумочкой. Немного растрепанные светлые волосы модно пострижены. Она выглядела обыкновенной. Ничего в ее внешности не могло напугать или заставить бежать без оглядки, но я-то видела ее по-другому. За обычной наружностью плескалось зло.

— Что с тобой? — словно издалека донеслись слова Рота.

Я сглотнула.

— У нее… плохая душа.

Казалось, он понял. Интересно, что видел он? Женщину в красивой одежде или грешницу с запятнанной душой?

— Что ты видишь? — спросил он, будто думая о том же, о чем и я.

— Она темная. Коричневая. Словно кто-то взял кисть, окунул в бурую краску и мазнул по ней. — Я наклонилась вперед, горло сжалось от жажды. — Она красивая. Плохая, но красивая.

— Лейла?

Мои пальцы впились в стол.

— Да?

— Расскажи мне о цепочке с кольцом.

Голос Рота вернул меня в реальность. С трудом оторвав взгляд от женщины, я глубоко вздохнула и посмотрела на свое печенье. Желудок жгло, словно там кипела лава.

— Что… что ты хочешь знать?

Рот улыбнулся.

— Ты же все время носишь его?

Я нащупала под рубашкой гладкий металл цепочки.

— Да. Я вообще-то равнодушна к украшениям. — Меня как магнитом тянуло к женщине, и я обернулась снова посмотреть на нее. Она заказывала у стойки еду. — Но его ношу все время.

— Лейла, посмотри на меня. Ты не хочешь идти по этой дорожке.

Я с усилием сосредоточила свое внимание на нем.

— Прости. Просто это так тяжело.

Он нахмурился.

— Тебе не нужно извиняться за то, что естественно для тебя, но если ты заберешь человеческую душу… назад пути не будет.

Меня захлестнули разные эмоции. Первым было удивление. Почему Рот, будучи демоном, не хочет, чтобы я вскочила со стула и высосала чью-нибудь душу? Затем нахлынула грусть.

— Почему тебя это волнует?

Он не ответил.

Я вздохнула.

— То, чего я хочу от нее или от кого-либо еще, — неестественно. Я даже близко к парню не могу подойти, Рот. Так вот и живу. — Я подняла печенье и помахала им перед своим лицом. — Сахар — все, что у меня есть. Я ходячая реклама диабета.

На его красивом лице отразилось недовольство.

— Почему ты думаешь только о том, чего не можешь сделать? Как насчет всего того, что ты можешь?

Я рассмеялась, покачав головой.

— Ты меня даже не знаешь.

— Я знаю больше, чем ты думаешь.

— Вообще-то все это довольно мрачно. И ты — демон — проповедуешь мне о жизни? Противоестественная ситуация.

— Я не проповедовал.

Я взглянула в сторону стойки. Женщина ушла. Я расслабилась, почувствовав сладостное облегчение.

— Насчет кольца: оно принадлежало моей матери и было у меня, сколько я себя помню. Даже не знаю откуда. По-моему, это странно, поскольку она была демоном и не хотела меня. И вот теперь я брожу туда-сюда и таскаю ее кольцо. Все это выглядит довольно жалко.

— Ты не жалкая.

Я выдавила улыбку. Не знаю, почему призналась ему в этом. Я даже Зейну об этом не говорила. Отщипнув еще кусочек печенья, я уронила его на салфетку.

Двигаясь так же быстро, как Бэмби, Рот протянул руку, поймал мою ладонь и поднес мои пальцы ко рту. Прежде чем я успела хотя бы среагировать, он слизал с них крошечные крупинки сахара, оставшиеся от печенья.

Я вздохнула, но воздух застрял у меня в горле. Вверх по руке пробежала горячая волна и хлынула вниз. Тело затрепетало, грудь наполнило непонятное напряжение, даже тяжесть, но эти ощущения не были неприятными.