Наши лица находились близко, но в то же время на достаточном расстоянии, чтобы это не представляло опасности. И Зейн доверял мне, верил, что я больше Страж, чем демон. Я подумала о змее… и парне, который на самом деле был не парнем, а Верховным демоном. По моему телу пробежала дрожь.

Зейн накрыл мою ладонь своею, и мое сердце пропустило удар.

— Скажи мне правду, Букашка Лейла.

Я прекрасно помнила тот раз, когда он впервые назвал меня так. В ту ночь Стражи забрали меня из приюта и привели в свой дом. Мне было семь, и крылатые существа с клыками и красными глазами повергли меня в дикий ужас. Стоило нам войти в особняк, как я стрелой метнулась к первому же шкафу и забилась в него, свернувшись в комок. Несколькими часами позже Зейн выманил меня из моего укрытия плюшевым мишкой и назвал Букашкой Лейлой. Ему тогда было одиннадцать, но он все равно казался мне неправдоподобно огромным, и с того момента я везде следовала за ним по пятам. Иногда старшим Стражам нравилось из-за этого ставить его в неловкое положение.

— Лейла? — тихо позвал Зейн, сжимая мою ладонь.

Слова вырвались сами собой:

— Как ты думаешь, я — зло?

Он сдвинул брови.

— С чего вдруг такой вопрос?

— Зейн, — я выразительно взглянула на него, — я — наполовину демон.

— Ты — Страж, Лейла.

— Ты всегда так говоришь, но это неправда. Я себе больше напоминаю… мула.

— Мула? — переспросил он, хмурясь.

— Да, мула. Ну, животное такое, полулошадь-полуосел…

— Я знаю, кто такой мул, Лейла. И надеюсь, ты не сравниваешь себя с ним.

Я промолчала, потому что сравнивала. Ведь я тоже странный гибрид — полудемон-полустраж, и из-за этого никогда не стану парой для другого Стража. Даже демоны, узнав, кто я, не захотят видеть во мне женщину. Так что, да, я считала сравнение верным.

Зейн вздохнул.

— Неважно, кем была твоя мать. Ты не зло и уж точно не мул.

Отвернувшись, я уставилась в потолок. Размеренно вращающийся вентилятор отбрасывал на него причудливые тени. Мои родители — демоническая мать, которую я никогда не видела, и отец, которого я не помнила. А Стейси считает, что это ее неполная семья — черт знает что такое. Я нервно крутила в пальцах кольцо.

— Ты ведь знаешь это? — В голосе Зейна звучала убежденность. — Знаешь, что ты — не злой человек, Лейла? Ты хорошая, умная и… — Он сел, нависнув надо мной, как защищающий от всех и вся ангел-хранитель. — Ты… ты не забрала сегодня душу, Лейла? Скажи мне правду. Если ты сделала это, то мы что-нибудь придумаем. Отцу я никогда об этом не расскажу, но ты должна сказать мне.

Если бы я сделала это, пусть и случайно, то Эббот ни в коем случае не должен был бы об этом узнать. Он бы выгнал меня, несмотря на то, что столько времени заботился обо мне. Забирать души запрещено по моральным соображениям.

— Я не забирала ничью душу, Зейн.

Он некоторое время пристально смотрел на меня, затем расслабился.

— Не пугай меня так, Букашка Лейла.

— Прости.

Я крепко-крепко прижала мистера Снотти к груди.

— Ты совершала ошибки и училась на них. — Зейн мягко убрал мою руку от плюшевого мишки, взяв ее в свою. — Ты — не зло. Запомни это. А прошлое пусть останется в прошлом.

Я покусывала нижнюю губу, думая о своих «ошибках». Их было больше, чем одна. Самая первая и привела Стражей за мной в приют. Я случайно забрала душу у одной из воспитательниц — не всю, но достаточно, чтобы женщина попала в больницу. Стражи узнали об этом по своим каналам связи и разыскали меня.

Я до сих пор не знаю, почему Эббот меня принял. Стражи видят мир в черно-белом свете, и демоны относятся к черной его части. Такого понятия, как хороший или невинный демон, просто не существует. Как они говорят: «Хороший демон — мертвый демон». Или полудемон, как я, — без разницы. Но ко мне почему-то относятся по-другому.

«Ты знаешь почему», — прошептал мерзкий голосок у меня в голове, и я закрыла глаза. Моя способность видеть души и тех, у кого их нет (дарованная демонической кровью), приносила огромную пользу в борьбе против зла. Стражи ощущали демонов, только подобравшись к ним достаточно близко. Они прекрасно справлялись и без меня, но я значительно облегчала им задачу.

Во всяком случае, так я убеждала себя.

Зейн перевернул мою ладонь и сплел наши пальцы.

— Ты снова ела сырое тесто. Мне-то хоть кусочек оставила?

Любить по-настоящему — значит разделять тягу к странной еде. Я в это верила. Я открыла глаза.

— Там еще пол-упаковки.

Он улыбнулся и опустился на свою сторону, не выпуская моей руки. Прядь волос упала ему на щеку. Мне так хотелось смахнуть ее с его лица, но я не осмелилась.

— Завтра я принесу тебе новый телефон, — наконец сказал он.

Я просияла, обрадовавшись так, словно обрела в его лице своего личного производителя сотовых.

— Пожалуйста, пусть он будет с сенсорным экраном! В школе у всех такие.

Зейн выгнул бровь.

— Ты разделаешься с ним в считаные секунды. Тебе бы, наверное, подошел один из тех громадных спутниковых телефонов.

— Да, с ним бы я была по-настоящему крута. — Я поморщилась, глянув на настенные часы. Скоро Зейну нужно будет уходить. — Кажется, мне пора пойти поучиться.

— Останься еще, — улыбнулся он, и у его глаз образовались маленькие морщинки.