Шрифт:
ПЕТР. Но кто ж тогда?!.. Учитель сказал тебе? Вы шептались с ним после, я видел!
ИОАНН. Каким прекрасным было лицо Учителя там, на горе Табор! А теперь его обезобразили, надругались над ним! Только она и сейчас с ним, как тогда…
ПЕТР. Она?! Кто – она? О ком ты говоришь, Иоанн?!
ИОАНН. О голубке! Учитель просил Бога сделать его своим сыном, и Бог полюбил его, и дал ему дух своей любви – Святую Голубку^1. И она стала Учителю матерью и невестой.
ПЕТР. Как же мать может быть невестой?
ИОАНН. Мать, родившая человека, не может быть ему невестой. Учитель родился во второй раз как Сын Божий от Святой Голубки, но она не рожала его, а только родила заново дух его. Я не умею объяснить, но говорю тебе, Петр: она и мать ему и невеста. Вспомни, он часто называл себя женихом, а нас – сынами чертога брачного!
ПЕТР. Я никогда не мог понять этих слов его!
ИОАНН. И я не мог. Учитель на горе Табор хотел показать нам свою голубку – Дух Любви. Когда мы спустились, он сказал мне об этом.
ПЕТР. (С горечью). Только тебе? Но почему тебе одному?
ИОАНН. Брат мой Иаков так испугался светлого вида Учителя, что не увидел ничего. А ты, хоть и видел что-то, но забормотал какую-то несуразицу про кущи, про Илию…
ПЕТР. Да, я оробел… А ты, стало быть, разглядел ее? И какая она, эта голубка?
ИОАНН. Не то чтобы разглядел… Только видел, что она сама – белая, как снег, а светится золотом, в голубом озарении…
ПЕТР. И ты видишь ее сейчас, рядом с Учителем?!
ИОАНН. Только что я будто видел ее сияние перед его разбитым лицом. И послышалось мне, будто Учитель прошептал, что она и мне станет матерью.
ПЕТР. Тебе? Голубка станет тебе матерью?!
ИОАНН. Но там уже ничего не светится… Она ушла! Она ушла с ним… Они ушли!
ПЕТР. Ушли?!
ИОАНН. Учитель умер, Петр. Мария, Марфа, идемте отсюда. (Уходит, уводя Петра).
ПЛАЦИД. (Подходит к центральному кресту, всматривается). Не может быть… Всем разойтись! Быстро! (Кому-то за кулисами). Оттеснить толпу с холма! Ждать меня внизу!
Мария и Марфа уходят.
САВЛ. Он умер! Все-таки он умер, этот «живой бог», воскрешающий мертвых!
ПЛАКАЛЬЩИЦА. Всё умирает. Даже звезды смертны. Вечна только тьма.
САВЛ. Нет! Что-то здесь не так. Он что-то задумал. Это – не простая смерть. Чего, чего он хотел? Чего он добивался своей жизнью и своей смертью?
ПЛАКАЛЬЩИЦА. Я не ведаю ничьих замыслов. Но, что бы он ни задумал, это не может быть вечным. А тогда – не все ли равно? (Обнимает Савла).
ПЛАЦИД. Он не мог умереть сам! Слишком быстро! Этого не может быть! (Ударяет копьем в центральное распятие). Не дрогнул!.. (Падает на колени перед распятием).
САВЛ. (Вырываясь). Римский солдат пронзил его грудь копьем, но затем бросился целовать ему ноги, словно это – ноги бога! И этот бог не отвел от себя копье солдата, нет! Он внушил ему преклонение к себе, будучи уже мертвым! Не значит ли это, что он – не мертв?.. Но если это – бог, то это – чужой бог: зачем Богу Израиля преклонение язычника? Нет, это – бог соблазна: он сулит людям божественную силу, чтобы Бог стал им не нужен!
Видение Лобного Места исчезает. Плакальщица обнимает Савла; он пытается отстраниться от нее.
(Повернувшись к Храму). Господи! Если бы он был Твоим Сыном, разве он посмеялся бы над Твоим Законом? Разве окружил бы себя грешниками? И зачем Твоему сыну эта страшная игра в смерть и воскресение? (Повернувшись к Масличной Горе). Лазарь! Ответь мне, Лазарь, что это за игра?! Разве избежать казни не было в его власти?!