Так оно и было. Колеса гуселёта вращались все медленнее, потому что покрывающие их перья пропитались водой. В кабине было столько воды, что каждый раз, как гуселёт накренялся, пассажиров накрывало с головой.

— Вот уж не думал, что можно утонуть в воздухе! — воскликнул Воттак. — Что делать будем? Может, выпрыгнем?

— Ты что, разбиться хочешь? — сердито возразила Храпуша. — Держись за стенку!

Она ещё что-то говорила, но её слова потонули в шуме ветра, который даже ее резкий голос был бессилен перекричать. Никто её и не слушал, потому что все силы бедных путешественников уходили на то, чтобы цепляться за свои сиденья и не вылететь за борт. Вода поднималась все выше и выше, а гуселёт опускался все ниже и ниже.

Наконец он с грохотом ударился о землю. Пассажиры от страшного толчка свалились в воду.

Первым поднялся на ноги Трусливый Лев и скакнул за борт, таща за собой привязанного Воттака. Туг же он подумал о Бобе, который остался под водой, прыгнул назад, ухватил мальчика зубами за шиворот, снова выпрыгнул из гуселёта и застыл на месте, услышав негодующий крик Храпуши. Все это время он таскал за собой беспомощного Воттака, который болтался на другом конце верёвки, как тюк с одеждой.

— Ты убил его! — вопила Храпуша.

Но в эту минуту полузадохнувшийся клоун открыл глаза и стал хватать ртом воздух. Первое, что он сделал, ещё не до конца придя в себя, — сунул руки за пазуху и зашарил там.

— Что ты делаешь? — удивилась Храпуша.

— Мои костюмы! — закричал он. — Мне необходимо немедленно переодеться! Я должен изменить наружность! Изменить наружность, пошутить и удирать со всех ног!

— Ни к чему тебе менять наружность, — сказал печальный и полный раскаяния Лев. — Ты и так на себя не похож, и смотреть на тебя страшно.

— У меня все болит! — сказал клоун. — Что со мной случилось? Я разбился, или утонул, или что?

— Ни то, ни другое, — грустно сказала Храпуша. — Просто твой друг, к которому ты привязан, оказался рассеянным и забыл о тебе.

Тем временем Воттак вытащил из комбинезона свои костюмы. Они намокли, смялись и были ни на что не похожи. Сам он тоже был ни на кого не похож. На лбу у него красовались четыре шишки, а ещё одна наливалась на затылке. Боб особенно не пострадал, хотя намок и весь дрожал. Вместе с Храпушей они взгромоздили Воттака на львиную спину, и продрогшие путешественники зашагали к видневшейся неподалёку хижине.

Воттак лежал на спине у Трусливого Льва молча и только тяжело дышал. Но когда Лев споткнулся о порог хижины, клоун открыл глаза и спросил:

— А что с нашим гуселётом?

— Не знаю и знать не хочу! — сердито ответил Лев. — Надеюсь, что он разбился на куски! Надеюсь, что нам больше не придётся летать! Вот уж глупейшее занятие!

Он обессиленно растянулся на полу у печки. Воттак так и остался лежать у него на спине.

Хижина, видимо, принадлежала какому-то аккуратному и хозяйственному лесорубу. Внутри было сухо и чисто, а в печке уже были разложены дрова, оставалось только развести огонь, чем и занялся Боб, гордясь тем, что делает полезное дело.

Вскоре в печке весело заплясал огонь, и хотя снаружи по-прежнему лил проливной дождь и струи воды с шумом били по крыше, по комнате разлилось тепло, и стало уютно.

Воттак с помощью Боба развесил на просушку те три своих костюма — львиный, медвежий и охотничий, — которые уже надевал. Но когда Боб начал было разворачивать остальные, клоун заявил, что не хочет, чтобы их пока видели, — это, мол, секрет. Тогда Храпуша взяла их, не разворачивая, отнесла в соседнюю комнатку и там повесила на крючок.

Воттак, который раньше казался толстым из-за набитых за комбинезон костюмов, оказался совсем худеньким, и вид у него был весьма несчастный. Но когда он согрелся, одежда его высохла и он густо напудрился мукой, которая нашлась в доме, он снова повеселел и стал самим собой. Тут-то он и заметил, что его перья бесследно исчезли. Негромко вскрикнув от удивления, он посмотрел на Боба и Трусливого Льва.

— А перьев-то и нет! — весело сообщил он. — Видно, их водой смыло.

Лев так обрадовался, что запрыгал в восторге по комнате, потом подбежал к висевшему на стенке зеркалу и стал в него смотреться. А бедному Воттаку снова нелегко пришлось, потому что Лев опять забыл, что они связаны одной верёвкой.

— Вода ни при чём. Это потому, что вы теперь меньше похожи на нейцев, чем раньше, — мудро заметила Храпуша. — Когда каждый из вас отказался от своих неблагородных и неразумных замыслов, перья и выпали. А у Боба они и росли-то только за компанию с вашими, уж в нем-то ничего нейского нет и не было. А теперь, когда мы все заодно и ничего друг от друга не скрываем, всё будет хорошо.

— Мы действительно с Воттаком заодно, и в этом есть свои недостатки, — сказал Лев, намекая на верёвку. — Тебе очень больно, Воттак, дружище?