Многие из идущих надеялись, что война продлится недолго, но тем не менее — ни разговоров в строю, ни улыбок, ни смеха. Каждый шагал молча, замкнувшись в мыслях, сосредоточившись на чем-то своем, личном. Люди только вчера находились дома в кругу семьи, а теперь шли на войну. Запевать и в голову никому не приходило — долго не будет песен в солдатском строю…

По малозаметным деталям я видел, что приписной состав успел отвыкнуть от походной жизни: не все сумели ладно подогнать снаряжение; другим явно мешали болтающиеся не на месте лопатки и противогазы; не все держали строй. Но много было и таких, кто совсем недавно распрощался с армией, и вот она позвала их вновь.

Согласно Указу о мобилизации военнообязанных от 22 июня 1941 года, подлежали призыву граждане, родившиеся в 1905–1918 годах. Рядом со мной шли ребята 1918 года рождения — сразу видно, что они строй забыть не успели — вон как лихо шагают. Один из них — Андрей — оказался рядом со мной. Мы познакомились. Он — тоже сержант и с чувством собственного достоинства говорил об этом. Мы с ним шли по обочине, а не в строю, потому что мы — командиры, хотя и младшие, и вполне сознавали всю ответственность: мы ведь тоже вели колонну и следили за порядком движения.

Новый дружок не желал считаться с войной и всю дорогу — сперва один, а затем на пару со мной — напевал вполголоса модную тогда песенку:

Андрей пел про Андрюшу — таким я его и запомнил. <…> Мы с сержантом шагали легко. В 1940 году оба прошли хорошую школу и ходить умели. На фронте я Андрея не видел. Мы большее ним не встречались, но он мне очень пришелся по душе.

При переходе через Днестр нас обстреляли из пулеметов пикирующие «мессершмитты», но этого немцам показалось мало, и они отбомбили понтонную переправу. Урон нам был нанесен небольшой, но среди нас появились первые жертвы войны, хотя большинство успело разбежаться по укрытиям.

В те дни и наши не остались в долгу: 24 и 25 июня армейские и флотские бомбардировщики бомбили румынские нефтяные промыслы в Плоешти, а 26 июня два эсминца обстреляли и подожгли нефтяные баки в Констанце. Но как бы там ни было, немцы на Южном фронте с первых дней войны упорно завоевывали господство в воздухе.

Мы шли по бессарабской земле. С удивлением встретили тяжелый пушечный полк, идущий навстречу. Спросили артиллеристов:

— Куда вы, братцы?

— На север нас перекидывают. Вроде — на Западную Украину…

Это было реально: мы уже знали, что в районе Львова разворачивались ожесточенные танковые бои.

Тем временем Дунайская военная флотилия высадила два десанта 51-й стрелковой дивизии на вражеский берег Дуная в районе Килии. Этот плацдарм удерживался до 18 июля, пока не поступил приказ фронта об отходе дивизии к Днестру [29] .

Мы двигались к границе, а точнее — к фронту, среди сплошных полей кукурузы и подсолнечника. Солнце слепило глаза. От пыли, поднимаемой тысячью ног и сотен повозок, было не продохнуть. Путь недолгий — всего 160 километров. Все явственней становился отдаленный гул бомбовых ударов и раскаты артиллерийских батарей. Все более надвигалось дыхание фронта. Вышли к Пруту на рассвете 26 июня.

Не обошлось и без чрезвычайного происшествия. Старший по колонне — хозяйственник майор Цуран — очевидно, не выслал головной дозор, и колонна в предрассветной мгле напоролась на своих, и нас обстреляли. Вдоль берега Прута сплошной линии фронта не было. Колонна появилась как раз там, где был разрыв фронта, и повернула вдоль границы в поисках полка. Части 150-й стрелковой дивизии, ежедневно отражавшие на своем берегу фланговые выпады противника, приняли колонну за просочившихся ночью на нашу сторону вражеских солдат. На этот раз в отличие от воздушного налета немцев на Днестре жертвы оказались с обеих сторон, так как колонна спросонья (люди двигались третью ночь без сна!) и не разобравшись, открыла ответный огонь.

Такое будет и впредь: халатность, беспечность, недомыслие и прочие подобные качества. Никак без этого не обойтись! Когда все стихло, бойцы пополнения влились в боевые порядки полка, и о «недоразумении» никто не вспоминал…

<…>

Поскольку моя военная судьба неотделима от 9-й армии и всего Южного фронта, то я скажу обо всех соединениях 9-й армии, а не только о своей 150-й стрелковой дивизии. Объясняется это просто: всего через месяц остатки перечисленных частей перемешаются между собой при попытке выйти из окружения на участке Днестр-Южный Буг.

Тяжело об этом вспоминать, но судьба дивизий 9-й армии трагична:

— О 99-й и 116-й стрелковых дивизиях ни в мемуарной литературе, ни в других документах почти не упоминается. По-видимому, они смешались с частями 18-й армии, отходившей на восток, и были разгромлены противником в период с 20 июля по 12 августа на правом фланге Южного фронта, не сумев отойти в направлении Котовска;

— 30-я, 51-я и 150-я стрелковые дивизии были разбиты на подступах к переправам через Южный Буг в период с 5 по 12 августа, после чего о них также нигде не упоминается;