Теперь главный вопрос для многих: «Как жить после всего происшедшего?» Кто ответит на этот вопрос — армия, власть? В статье Маргарита Петросян пишет о том, что только в 1997 году указом президента была утверждена Концепция национальной безопасности, которая предусматривает, что «применение военной силы против мирных граждан для достижения внутриполитических целей не допускается» (с. 86).

И еще одна выдержка: «Закон о чрезвычайном положении был принят еще в 1991 году (17.05.91 г. № 1253-1). Однако ни во время первой вооруженной акции в Чечне, ни в теперешней ситуации он не был применен…» (с. 87).

Что же получается? Война началась в 1994 году, закон 91-го года не соблюдался, а концепция принята только в 97-м году. Все это время мирные жители Чечни оставались беззащитными, и многие вынуждены были покидать свои дома, друзей, родных и уезжать. Возможно, там оставляли не просто стены дома, где выросли, а нечто большее. Они оставляли там свою старую жизнь! И становились вынужденными переселенцами.

Такой статус получила и Кира Константиновна Харлампиди. В 1997 году она приехала в Астрахань. Все для нее здесь непривычное, чужое. Никак не может смириться со своим теперешним положением, и если говорит о сегодняшнем дне, то с горечью: «Часто перебираю, вернее, перебирала семейный архив. Сохранился ли он? И вообще, сохранилось ли что-нибудь? Чужой город, чужая квартира, чужая одежда, обувь… Это мой сегодняшний день… Где сейчас мой брат Степан? Жив ли он? Обидно, больно и очень страшно. Да, в жизни все повторяется. Отец мой был спецпереселенцем. Я — вынужденная переселенка. Судьба отца мне известна. Какой будет моя? В Пятигорске меня приютила добрая грузинская женщина — Инга Георгиевна Абашидзе, с которой мы вместе работали… семнадцать лет назад. Безмерна моя благодарность ей».

Рассказывать о войне, Грозном, не хочет и против того, чтобы я что-либо об этом писала. Как она сказала: «Я не хочу пачкать твои детские мозги. И вообще, сожалею и удивляюсь сама себе, зачем я согласилась на все это. Не знаю, конечно, что у тебя получится, но если ты не станешь писать, не обижусь. Вот лучше почитай книги о Махмуде Эсамбаеве, посмотри открытки, какой была красивой Чечено-Ингушетия и Грозный. Вот книга о летчиках, сражавшихся в небе Грозного в годы Великой Отечественной, „Крылья дружбы“. Мне подарил ее автор, Алексей Павлов».

И еще одну книгу дала Кира Константиновна — «Крутой маршрут. Хроника времен культа личности» Евгении Гинзбург. Случайно она дала именно эту книгу или нет, не могу сказать, но за чашкой чая иногда ее словно «прорывало», и она рассказывала урывками то, о чем не хотела вспоминать. «Грозный сильно бомбили. Вот здание Республиканской библиотеки имени Чехова. Я часто ее посещала. Разбомбили полностью. Все в руинах. Я не могла попасть в свою квартиру. Все было занято солдатами. Никто не понимал, какими. С одной стороны — российская армия, через улицу — „дудаевцы“. Шла стрельба. У нас был дом на три семьи. Когда я все-таки пробралась в квартиру, ничего не узнала. На полу валялись перья от подушек, книги, побитая посуда, а из дивана, который купил брат накануне войны, сделали туалет. Я настолько была потрясена увиденным, очень расстроилась, не знала, куда идти. Соседка-чеченка пригласила попить чаю. Когда она поставила разные чашки, сказала: „Извини, то, что осталось, и чем могу, накормлю“. Но я уставилась на блюдца, это были наши блюдца — розовые с голубыми цветочками. Она произнесла: „Солдаты во дворе стреляли, когда уехали, подобрала, это — твои. Можешь их взять“. Вот так, с тремя блюдцами и приехала. Паспорт тоже потеряла. Выдали вместо него справку. Да тогда такие паспорта имело 70 процентов населения. В январе 95-го года пропал без вести брат Степан. Мне сказали, что его вывезли в полевой госпиталь Моздока. Я долго его искала, где только ни была. Никаких следов. Много потеряла близких людей. Но я не хочу об этом говорить. Страдали многие».

Вот передо мной «временный паспорт» Киры Кинстантиновны. Выдан он 8-го февраля 1994 года и действителен только до 8 апреля 1994 года, затем продлен до 8 июня, до 10 октября, а потом уж и не продлевали. Война затянулась. На паспорте печать, поставленная 4 апреля 1995 года, удостоверяющая, что Кира Константиновна получила помощь от Красного Креста — 22 рубля 50 копеек и еще бутылку шампуня. Что интересно, приехав в Астрахань, этот «документ» еще долго подтверждал личность Харлампиди К. К. Справка о том, что во время военных действий в г. Грозном пропал без вести брат Степан и заведено розыскное дело за № 263/95 выдана РОВД г. Грозного.

Дополнительных сведений о судьбе брата Кира Константиновна так и не получала с 1995 года и вряд ли уже получит. В Астрахани «вынужденная переселенка» часто сталкивалась с равнодушием людей, занимающихся вопросами таких, как она. И хотя по закону Российской Федерации о вынужденных переселенцах ей должна была быть «предоставлена безвозмездная субсидия и выплачена компенсация» (Указ Президента РФ от 5 сентября 1995 года № 898), никаких не то чтобы «дополнительных компенсаций», вообще компенсаций за утраченное имущество Кира Константиновна не получала и жилья собственного не имеет до сих пор. Почему? Она обосновалась в Астрахани в 1997 году, когда было принято Постановление РФ от 30 апреля 1997 года № 510 «О порядке выплаты компенсации за утраченное жилье или имущество гражданам, пострадавшим в результате разрешения кризиса в Чеченской Республике и покинувшим ее безвозвратно».

Сколько постановлений, законов… И все-таки препятствий намного больше, и в этом я убедилась, когда прочитала материалы, подготовленные С. А. Ганнушкиной — «О положении в России жителей Чечни, вынужденно покинувших ее территорию» (М., 2002). По-моему, эта проблема просто нарастает, словно снежный ком. Сама же Кира Константиновна о компенсациях, постановлениях не думает. Она и не обсуждала этот вопрос со мной. Ее мысли о другом. Их, по-моему, хорошо выразила Ирина Дмитриевна Шипулина в письме ко мне: «В нашей дружной компании были и гречанка, и грузинка, и чеченка, и армянка, и русская. Мы и окружающих не делили по национальному признаку, просто есть люди порядочные и непорядочные. Мы не сразу поняли, что стало происходить со страной и республикой с 1991 года. Но вскоре в Чечне уже невозможно было оставаться. Кира держалась там, можно сказать, до последнего. Она пережила и военные действия, разбой, беспредел. Пропал Степан, любимый брат… Уехала в Астрахань, но ее душа оставалась в Грозном. Родной край притягивает ее, и не может она смириться с тем, что произошло в республике и с республикой. Главная ее мечта — вернуться в родные и дорогие места».

Конечно, мне было интересно узнать, что стало с городом. Но Кира Константиновна рассказывать об этом не могла и не хотела.

В журнале «Мемориал» (2002. № 25) я нашла интересную информацию о Комитете солдатских матерей Астраханской области. Я достала телефон этого комитета и встретилась с Любовью Игнатьевной Гарливановой. Она заинтересовалась моей темой и предложила встретиться. Она подготовила для меня материалы о «вынужденных переселенцах», рассказала о работе Комитета солдатских матерей, который образовался в первые дни войны в Чечне в 1994 году: «Особую тревогу вызывают сыновья, которые проходят срочную службу в сегодняшней армии. Служба этих ребят превращается для матерей в ежедневную пытку и страх. Насильственный призыв в Российскую армию, где постоянно гибнет и калечится молодежь, сопровождается постоянным стрессом у матерей, разлученных со своими сыновьями».