Поручик вынул бумажник, вытряс содержимое на подоконник.

– Деньги бери – все, что есть, я себе еще найду. Переночевать сможешь, там, где и сегодня, но лучше тебе перебраться куда подальше. На польской границе полно контрабандистов, с ними можно договориться…

– Погоди, – девушка улыбнулась. – Ты как меня назвал?

– Олей, – удивился «беляк». – А что, нельзя?

– Непривычно. Никто еще так не называл. В детстве все больше «Оленька», а потом по фамилии. А ты и в самом деле Семен?

– Семен, – поручик улыбнулся в ответ. – Когда биографию новую сочинял, имя и отчество решил свои сохранить.

Ольга Зотова подошла ближе, протянула руку, словно хотела погладить «беляка» по плечу.

Не решилась. Словами сказала.

– Ты тоже не умирай, Семен, тебе и так под самую завязку досталось. Ты вчера про всадников рассказал, про то, как убивать не захотел, отпустил. Не со мной это было, не там воевать довелось. Но могло ведь могло и по-другому повернуться… Пусть не снится тебе Смерть, пусть отпустит.

* * *

Окно было самым обычным, с приоткрытой форточкой, на третьем этаже пятое, если от подъезда считать.

– Запомнил, – кивнул Леонид. – Не спутаю.

Он еще раз оглядел двор. Ничего особенного, три дома красного кирпича, куча подъездов, возле нужного уголь горой свален, с зимы еще остался, поди. Ворота на улицу – настежь. Дворник или лентяй или запил.

– Вот и прекрасно, – Блюмкин дернул толстыми губами. – Светиться не будем, на улице поговорим.

Прошли подворотню, завернули за угол, нашли место потише и поукромней.

Закурили.

– Значит так, Лёнька, – Яков быстро оглянулся, понизил голос. – В квартире этой живет Иоффе Адольф Абрамович. Он – друг товарища Троцкого, а значит, и наш тоже. Сейчас ты вернешься во двор, найдешь там себе дело, чтобы глаза лишние не мозолить, а сам станешь на окошко смотреть. Если ничего не случится, я тебя часа через два заберу. Но если форточку захлопнут…

Блюмочка резко затянулся, оскалил крепкие зубы и, бросив папиросу, принялся надевать перчатки:

– Форточка! Не спутай. Из подъезда выйдут двое, у одного бородка без усов, «шкиперская». Положишь обоих. Наверняка, чтобы ни один Склифосовский не откачал. Держи!..

Рука в плотной кожаной перчатке сунула в карман пантёлкинской куртки небольшой черный пистолет.

– Чистое дело! Это «браунинг» Бориса Бажанова, дружка Каннера, сталинского секретаря. Смекаешь? Генеральный, значит, прослышал про переговоры и прислал человечка со «стволом», чтобы не дать хорошим людям к соглашению прийти. Такой вот, понимаешь, цорес[22]. Пистолет бросишь там же, пусть сразу следок возьмут, только отпечатки не оставь, чтобы картины не портить. Сделай, Лёнька! Не нужен нам Лунин, опасный он человек, и без него с Цветочным отделом договоримся. А потом мы документы Жоры Лафара заберем, в дело пустим, и я тебя отсюда увезу. На Восток поедем Агартху искать. Счастливый ты человек, Лёнька, азай юр аф мир[23]! Я бы сам Лунина уложил, но личность моя еврейская уж больно приметная, запомнить могут. Помоги, сделай!..

Темные глаза «Не-Мертвого» горели, кривились толстые красные губы.

– На тебя надежда, Лёнька. А я другим делом займусь, хвосты пока подчищу, чтобы вслед нам собак не пустили… Ну!..

Леонид медлил с ответом, хотя выбирать было не из чего. Смерть ждала всюду, с Блюмочкой же имелся шанс выжить. Если для этого требуется прикончить Лунина, то так тому и быть. «Умри ты сегодня, а я – завтра» – не им придумано.

– Хорошо, Яша, сделаю. Как думаешь, Жора Лафар такое бы одобрил?

Блюмочка недоуменно моргнул:

– Ты и в самом деле шлемазл, Леня. «Американского портного» кто тебе велел убрать? Молчал бы лучше, толстовец хренов!..

Дело себе Леонид нашел сразу. Лопату, кем-то брошенную возле угольной горки, срисовал еще с первого раза. Значит, как в школьном учебнике по арифметике. Из кучи А в кучу Б…

…И-раз!

Вид у Пантёлкина для подобного занятия был самый подходящий: старая куртка да кепка, на ухо надвинутая. Единственный прокол – перчатки дорогой лайки, но кто станет к трудяге, угольной работой занятому, присматриваться?

…И-два! И-три!

Сомнений больше не было, дело казалось простым и очевидным. Выручит ли Блюмочка, предаст, а попытаться стоило. Черная Тень все больше обедами кормит, а выжить следовало здесь и сейчас, иначе другой, не он, бывший старший уполномоченный, завтрашний день увидит.

…И-семь! И-восемь! Эх, яблочко, да цветик маковый, как Фартовый убежал, в «Крестах» все плакали…

Была одна куча, две стало, после – снова одна. Что за беда? Сейчас снова две будет. Как там форточка?