Странное дело, но Семен случившееся совсем не расстроило, скорее взбодрило. Он шел по холодному пустому городу ровно, отмахивая левой каждый шаг и широко расправив плечи. Зотова, привыкшая замечать всякую мелочь, невольно удивилась. Походка была непривычной, чужой.

Куда больше заинтересовала цыганистого история с Блюмкиным. Он долго уточнял и переспрашивал, а затем подвел итог:

– Забавно получается, Ольга. Выходит, мы с тобой служим в Цветочном отделе? У Вождя свой отдел, у товарища Троцкого свой, с террористом Блюмкиным в роли ротвейлера, а мы вроде пешек, которых под бой подставляют. Одно не пойму, почему главным Лунин? Они же с товарищем Кимом постоянно грызутся!

Кавалерист-девицу высокие материи не слишком интересовали. Возбуждение прошло, навалилась усталость, главное же впереди не было никакой ясности. Защитит ли товарищ Ким, станет ли связываться со всесильным ведомством Дзержинского? А если и прикроет, то надолго ли? У парней с Лубянки хорошая память. Убитого Синцова непременно найдут…

– Незадача выпала, – вздохнула девушка. – Думала, что спокойную службу нашла. На «ремингтоне» постучу, чаю выпью… А нам-то с тобой и податься некуда. В Крым, к Дмитрию Ильичу, нельзя, на след наведем, и к родичам моим не поедешь, сразу найдут. В Шушмор, что ли вернуться? Или товарища Соломатина попросить, чтобы у дхаров своих спрятал?

– В гёрлскаутах не состояла? – как бы ненароком поинтересовался товарищ Тулак.

– Не-а, – равнодушно откликнулась Ольга. – Хотела, да матушка не пустила. Думаешь, помогло бы? Сейчас этих скаутов с собаками ищут.

«Разведчик весел и никогда не падает духом». Тот, к кому они сейчас шли сквозь холодную ночь, был одним из последних скаут-мастеров Столицы. Скаутское подполье не сдавалось. Место погибших и арестованных заступали младшие братья, горели костры, вполголоса, но звучали знакомые песни.

На апрель был назначен слет в селе Всехсвятском. Идти решили в полной форме и со знаменами.

– В психи, что ли, обратно податься?

Девушка невесело усмехнулась и вновь зашлась в кашле. Отдышавшись, вытерла губы платком, поморщилась.

– Иногда такое накатывает, хоть в смирительную рубашку лезь!..

Ротный поглядел вверх, в ледяное мертвое небо, качнул головой:

– Все мы после этой войны психи, Ольга. Ты еще нормальнее прочих. У меня что ни ночь – кошмары. Всадников черных вижу. Скачут прямо, не сворачивают, вот-вот рубить станут, а поделать ничего нельзя. Ни убежать, ни винтовки поднять… Так и гибну заново перед каждым рассветом. А ведь в действительности все иначе кончилось…

* * *

…Подернутая сизым туманом вечерняя степь. Серые поздние сумерки, холодная замерзшая грязь. Кровавый закат.

Поручик вскинул карабин, но тут же понял – выстрелить не сможет. Оружие налилось свинцом, непривычная тяжесть валила с ног, не давая даже взглянут в сторону врага. Он опустился на колено. Стало легче, и офицер без труда поймал в прицел первого всадника – того, что был слева.

Выстрел!

Стрелком он слыл неплохим, теперь же, когда мишени казались огромными, почти на весь темнеющий горизонт, промахнуться было просто невозможно. Поручик рассмеялся, легко передернул затвор.

Выстрел! Выстрел! Выстрел!..

Когда офицер перевел дыхание, стало ясно, что их осталось двое: он и красный кавалерист, последний. Между ними – всего дюжина шагов.

Один патрон. Прицел!..

– Не стреля-а-а-ай!

Кавалерист отчаянно взмахнул руками, понимая, что не упросит, не умолит. На Гражданской, где свой убивает своего, не милуют, не отпускают под честное слово. Между ним и полумертвым «беляком» не метры холодной степи, а кровь, кровь, кровь…

– Не стреля-а-а…

Офицер опустил винтовку, с трудом встал, пошатнулся. «Красный» был уже совсем рядом. Лица не разглядеть, одна черная тень.

– Спасибо, браток…

Кавалерист развернул коня, погнал вдаль раскидистой рысью. Белогвардеец помахал ему вслед. Война кончилась…

Счастливая доля – вернуться с той войны.

Контужен в походе – награда от богов.

Поручик улыбнулся и мягко завалился на бок. Черная земля ударила в висок.

Это было – и этого быть не могло. Каждую ночь он, пощадивший последнего врага, умирал сам. Наутро же, проснувшись в холодном поту, поручик не мог понять, чем заслужил такую казнь. Тем, что вопреки всему выжил? Не захотел убивать?

Война, искалечившая, но не забравшая жизнь, не отпускала на волю.

* * *

– Столицы в расходе, как в бурю облака.

Надгробные игры сыграли в синеве.

И в горы уходят неполных три полка,

летучего тигра имея во главе.

Счастливая доля – вернуться с той войны.

Контужен в походе – награда от богов.

Вчистую уволен от службы и страны,