Шрифт:
– Да. После того, как мы допросили его секретаршу, это должно быть по логике вещей, хотя я бы не спешил.
А ЧЕГО НЕ СПЕШИТЬ, ДОЖИДАТЬСЯ, КОГДА ЕЩЕ КОГО-ТО УБЬЮТ?
Катя не задала вслух и этот чисто риторический вопрос. Вернулась к себе. Вот вам и выходные, последний день лета сегодня. На что она потратила, убила этот день?
Звонок. Она взяла мобильный, не глядя на номер: была уверена, что это Драгоценный. Желала, чтобы это был он – услышать родной голос, и сразу легче станет, и усталость, ночная усталость, улетучится, пропадет.
– Привет, как хорошо, что ты позвонил!
– Правда?
Катя едва не уронила телефон. Голос был не Драгоценного.
– Это кто?
– Я.
Похоронный тон. Совершенно загробный.
– Простите, но я…
– Не узнаете, конечно. Ну что ж, видно, и вторая встреча не в счет. Заново представлюсь: Ермаков Евгений.
– Женя? Это вы?
– Это я. Я хочу тебя видеть.
– А вы… ты где?
– Был на сеансе. Скажи мне свой адрес, я приеду.
– Я на работе, странно – снова мы на одной улице…
– В воскресенье на работе? А, я забыл, такая работа… Скоро освободишься?
– Практически уже.
– Тогда я сейчас подъеду.
Катя, выйдя из главка, увидела его на той стороне улицы возле машины. Отчего-то ей вообразилось, что он будет с букетом роз. Но у него не было букета.
– Привет.
– Привет.
– Прекрасная погода.
– Да, Женя.
Она не знала, что всего час назад, сидя в кабинете Деметриоса после прослушивания записи сеанса гипноза, Ермаков и его доктор не замечали «прекрасной погоды» за окном.
– Женя, что-то случилось? – спросила Катя, пристально вглядываясь в его лицо.
– Да нет.
– Ты выпил?
– Немножко. В баре после сеанса. Знаешь, какой сегодня день?
– 31 августа, последний день лета.
– Бывают дни, их хочешь забыть, а помнишь. У меня сегодня как раз такой. Почти что день рождения.
– Что-то было не так на сеансе? – спросила Катя.
– Поедем куда-нибудь, подальше отсюда, а?
Странно, но это самое «подальше» оказалось очень даже близким. Они просто обогнули Лубянку, свернули на Варварку и остановились у Москворецкого моста.
Василий Блаженный…
Вид на Кремль…
Красная площадь…
– Сто лет здесь не гуляла. – Катя, выйдя из машины, подошла к гранитному парапету.
Обернулась, Ермаков был сзади. Она не успела ничего – он обнял ее, крепко обнял и поцеловал.
– Не сходи с ума, – сказала она после паузы, которая длилась дольше, чем ей бы хотелось.
– Красивый вид… Торжественный. Почти как Невская перспектива.
– Ты жил в Питере?
– Ага, – он предложил ей руку, и они тихим шагом спустились с моста и двинулись вверх по Васильевскому спуску.
Куранты на Спасской башне пробили несколько раз.
– Так у тебя сегодня почти что день рождения? – Кате хотелось как-то развеселить, растормошить его. После этого поцелуя, горького, в общем-то, поцелуя, в котором были страсть, желание, было еще что-то – только не радость…
– Предлагаешь вместе отметить? Наши мысли сходятся. Я сразу понял, мы в чем-то похожи. А чего ты в воскресенье и вдруг на работе?
Катя смотрела на него. Ответить «в общих чертах»? То, что происходит вокруг доктора Деметриоса, касается и Ермакова. Он тоже фигурант, раз ходит в пациентах доктора-психолога, в окружении которого убивают.
– У нас убийства, какие-то странные убийства.
– Ты же не ловишь бандитов – сама сказала.
– По таким происшествиям у нас все сотрудники в ружье ставятся.
– Так не говорят по-русски, – он вел ее по Красной площади церемонно. – Говоришь, сто лет тут не гуляла? Кстати, а кто твой муж?
– Я же не спрашиваю, кто твоя жена.
– Женщина. Простая и славная. Мы полтора года женаты.
– Слушай, я не…
– «И она повернулась и помахала рукой под башней с часами…»
– Что?
– Стихи. Между прочим, мои, только что сочинил.
– Женя, я люблю своего мужа. Очень люблю.
Он созерцал Минина и Пожарского.
– Мой как бы день рождения, – сказал он, – можно отметить в баре, во-он на той улице.
– Ты слышишь, что я сказала?
– Я не глухой. Это значит, нам незачем больше встречаться. Понял.
Говоря все это, он все так же ненавязчиво вел Катю за собой – на Никольскую, запруженную туристами и шопоголиками.
В уютном баре в тесном переулке, примыкавшем к Никольской, было, однако, почти пусто. Над стойкой работал телевизор. Катя вспомнила: всего неделю назад они сидели вот так с Драгоценным. Темная дубовая стойка, бокалы над ней, телевизор, футбол дурацкий.