Шрифт:
* * *
Поглощенный тобой, на других я взираю сурово. Мысль, мечта о тебе не дороже ли счастья земного?! Ревность гложет меня… Если б мог я другим запретить Даже в помыслах тайных к тебе обращать свое слово! Почему благосклонно соперников слушаешь ты? Что тебе в их речах?… Пожалела бы тяжко больного! Я целую твой след, я глотаю дорожную пыль, Я, который не пил у других и воды родниковой! Всех других я изгнал из укромных покоев души: Шаха тайный покой недоступен для взора чужого! Другу сердца письмо я вручаю удоду… Как жаль, Что на крыльях его не домчусь я до милого крова! Как несчастен Джами! О, пойми!… Но безжалостна ты, Чтоб меня уязвить, ты другим улыбаться готова. * * *
Меня убить грозишься! Ну, и что ж! Не сладко ли, что ты меня убьешь? Чему учиться этой своевольной, Не знал учитель и вручил ей нож. Как тонок стая твой – не постигнет разум. Как нежен ротик – разом не поймешь. С шести сторон я окружен любовью. Семь климатов меня бросают в дрожь. Сулит ли счастье лик луноподобный? Как знать?… Обычный календарь не гож. Ты платы хочешь?… Серебром-слезами Всю землю я берусь осыпать сплошь! «Джами подобен сору»,- ты сказала, Но в ссору ты меня не вовлечешь! * * *
Душу от этих душных одежд освободи скорей, Смело кулах заломи набекрень, растопчи короны царей! Черный терновник на улице друга лучше цветущих роз. Черным терновником, добрый друг, могилу мою усей. С горя, как волос, я исхудал, в добычу тебе не гожусь. Свей для охоты своей торока из жил и кожи моей. Печень моя тоской сожжена, стенаю я и кричу. Печень мою ножом распори или уста мне зашей. Над изголовьем моим склонись, как друг, в мой последний миг Жгучие слезы мои осуши и горе мое развей. Людям без сердца немилость твоя безразлична и милость твоя. Пусть я один все муки приму, что ты несешь для людей! Коль потрясенного духом Джами смертью казнить решено, Счастье дарящим в последний миг взглядом его убей! * * *
Взгляд мой, видящий мир земной,- от тебя. Мир цветущий, как сад весной,- от тебя. Пусть не светит мне серп молодой луны. Дом мой полон яркой луной – от тебя. Так ты мечешь аркан, что хотели бы все Перенять бросок роковой – от тебя. Кто увидел тебя, не укроется тот Ни щитом, ни стеной крепостной – от тебя. Роза хвасталась: я, мол, одежда ее. Но ведь амбровый дух иной – от тебя. И должна разорваться одежда твоя, Чтоб упасть, отделиться кабой – от тебя. Говоришь ты: «Что хочет Джами от меня?» Я хочу лишь тебя самой – от тебя. * * *
Что видел в мире этот шейх, укрывшийся в своем дому, Отрекшийся от нужд людских, себе лишь нужный самому? Он сам живую с миром связь, как пуповину, перегрыз, И словно шелковичный червь, ушел в свой кокон – чужд всему. Зачем, живой среди живых, бежит он от людских тревог? От всех избавясь, от себя куда уйти? В какую тьму? Он в зрелости, исполнен сил, достойных дел не совершил. Ты, как неверному, ему не доверяйся потому… Ведь он верблюжьих бубенцов не слышал средь степных песков. Ты, внемля проповедь его, не верь и слову одному. Влюбленный в ложный внешний блеск, он груду раковин купил, Бесценный жемчуг свой за них отдав неведомо кому. Джами, не спрашивай его о чаше истинной любви,- Из чаши той не довелось и пол-глотка отпить ему. * * *
Мне чуждой стала мадраса, и ханака мне не нужна, Обителью молитв моих отныне стала майхана. В круженье зикра голоса дервишей не влекут меня, Спешу под сень, где най звучит, где песня пьяная слышна. Что спрашиваешь ты меня о шейхах и о их делах? Тут глотка зычная, мой друг, и стоязычная нужна. Где кравчий, рушащий обет и попирающий запрет? Мы благочестье продадим за пиалу иль две вина. Ты о любви мне расскажи! Я лучше сказок не слыхал Под куполом страны чудес, что сказок исстари полна! Сожги крыла, как мотылек, пади у ног своей свечи, Чтобы сердца воспламенять, она всевышним зажжена. Но ты, Джами, чуждайся тех, кто внешним блеском увлечен! Не в каждой раковине, друг, жемчужина заключена. * * *
Я пьян – целую ручку чаши или кувшина основанье, Средь пьяниц – малых и великих – с утра свершая возлиянье, Мне вместо четок во сто зерен дай леденец – к вину заедку, И пе тащи меня поститься из дома, где весь век – гулянье. Изумлено любовью нашей, сегодня время позабыло О мотыльке, свече, о розе и соловье повествованья. Что мне возобновлять с тобою мое старинное знакомство? Я для тебя лишен достоинств, чужак исполнен обаянья! Юродивого дразнят дети, им на потеху он бранится, Но камни, что в меня бросаешь, не удостою я вниманья. Тот день, когда тебя служанка причесывала перед свадьбой, Принес для тысяч душ влюбленных невыносимые терзанья. Джами, лишь тот любить достоин, кто сердцем мужествен, как воин. Так будь же тверд, готов и жизнью пожертвовать без колебанья. * * *
Вот из глаз твоих две слезинки заблестели на розах щек, Будто брызги дождя упали на тюльпановый лепесток. Если ты слезу уронила, что же мне сказать о себе, Если слезы текут безмолвно по щекам моим, как поток. У тебя действительно слезы, а не только отблеск моих, Что в глазах твоих я когда-то, словно в зеркале, видеть мог. Всюду, где на тропинку сада упала твоя слеза,- То живая роза раскрылась, то нарцисса влажный цветок. Словно редкие перлы-слезы для ушных подвесок твоих На изогнутые ресницы нанизал ювелир-зрачок. Изумленный редкостным перлом светлой тайны твоей любви, Нанизал Джами ожерельем жемчуг слова на нитку строк.