Шрифт:
* * *
Вот и праздник настал, а нигде ликования нет,- Только в сердце моем, хоть ему врачевания нет. Разве праздничный дар поднести я отважусь тебе? Для меня, признаюсь, тяжелей испытания нет. Путных слов не найду и в смущенье лишь имя твое Бормочу, бормочу,- толку в том бормотании нет. Не Хосрову мечтать о Ширин: лишь Фархаду дана Той любви чистота, в коей жажды слияния нет. Как злодейка тебя ни изранит, терпи и молчи: Нежносердна она, не выносит стенания, нет! Вижу я, горячо в дерзком сердце клокочет любовь, Но основа слаба – значит, прочности здания нет. Пал ей в ноги с мольбою Джами – и услышал в ответ: «Символ веры наш, знай,- в красоте сострадания нет!» * * *
Попугай об индийских сластях говорит, А душа о прекрасных устах говорит. Намекает на эти уста, кто в стихах Об источнике в райских садах говорит. Держит сторону нашу теперь мой кумир, С небреженьем о наших врагах говорит. Взгляд ее – словно два обнажённых меча, Но она о спасенье в мечтах говорит. К песне ная прислушайся, странник,- о чем Он, стеная в ночах, на пирах говорит. Он, рыдая, о муках разлуки поет, Он о сладких, как сахар, губах говорит. Чтоб Джами уничтожить, не нужно меча,- Твой прищур мне о стольких смертях говорит. * * *
Дом на улице твоей я хочу приобрести, Чтобы повод бил всегда близ дверей твоих пройти. Сердце б вынул, если б мог, бросил бы на твой порог, Чтоб для стрел своих мишень рядом ты могла найти. Не хочу держать бразды и тобой повелевать, Лучше ты удар камчи мне на плечи опусти. Адским пламенем грозит проповедник городской. Ад любви моей – страшней, от него нельзя спасти. О Юсуфе, о его красоте смолкает быль. Стоит людям о тебе речь живую завести. Блеск воды твоих ланит, родинки твоей зерно Приоткрой, к зерну с водой птицу сердца подпусти. Да, Джами пусть будет псом, но не у любых дверей, У порога твоего пусть покоится в чести. * * *
Друзья, в силках любви я должен вновь томиться! Та, что владеет мной,- поверьте! – кровопийца! К ней полетела вдруг душа, покинув тело,- Из клетки выпорхнув, в цветник попала птица. Товару каждому – свой покупатель всюду: Стремимся мы к беде, святой к добру стремится. Увы, в ее покой пробрался мой соперник,- Так с розою шипу дано соединиться! Мы знаем: простака опутает мошенник,- Мой ум опутала кудрями чаровница! Закрыв глаза, во сне я лик ее увидел: Что видит наяву другой,- мне только снится. Джами, ты терпишь гнет владычицы покорно, Но где же твоему терпению граница! * * *
Сернам глаз твоих подвластны львы – всевышнего сыны… Что за серны, если ими даже львы побеждены? От любви к тебе пылает и становится звездой Каждый вздох, что достигает многозвездной вышины. Проповедник постыдился, увидав твои уста, Восхвалять вино и розы райской радостной страны. За сто лет затворник в келье капли хмеля не вкусил,- Как дойдет рассказ об этом к тем, кто страждет без вины? Я челом коснулся праха у твоих дверей; боюсь,- Прах на лбу развеян будет ветром дальней стороны. Даже только половиной пламени души моей Могут семь небесных сводов быть внезапно сожжены! Взял Джами с собой в могилу о твоих устах мечту,- Муравей с зерном уходит в тишь подземной глубины. * * *
Сказал я: «Ты мне сто мучений приносишь ежечасно». Сказала: «Пусть не будет меньше, а больше,- я согласна!» Сказал я: «Все дела забыл я, к твоим кудрям влекомый!» Сказала: «Но дела – не кудри, запутать их -опасно». Сказал я: «Сколько слез-жемчужин из-за тебя я пролил!» Сказала: «Влагу изобилья ты пролил не напрасно!» Сказал я: «Согнут я, как перстень, на нем алмазы – слезы!» Сказала: «Начертай на перстне, что ты мне предан страстно». Сказал я: «От клейма разлуки моя душа пылает». Сказала: «От клейма избавься, такая боль ужасна». Сказал я: «Исцели мне сердце врачующей стрелою». Сказала: «Стрелы превращаю в лекарство самовластно». Сказал я: «Все живое в мире полно к тебе любовью». Сказала: «Всем влюбленным – слава! Джами, любовь прекрасна!» * * *
Речь из уст твоих сладка, но уста – милее, слаще, Сладок, светел юный смех, но сама – светлее, слаще. Сладкозвучием с тобой соловей не в силах спорить, Несмотря на то, что он в мире всех звучнее, слаще. Губы сладостны твои для измученного сердца, А для глаз, что слезы льют,- и того нужнее, слаще. Горечь жизни я познал, в муках истомилось тело, Ты – как нежная душа,- нет, еще нежнее, слаще! Хоть и сахарно перо тростниковое,- художник Образ твой не воссоздаст: образ твой живее, слаще! Видишь сахарный тростник? Сладок, тонок он и строен, Но его затмил твой стан,- тоньше он, стройнее, слаще! Разве странно, что Джами восхвалил тебя так сильно? Где найти ему слова – горячей, сильнее, слаще? * * *
Я старым стал, но к молодым стремлюсь я снова, как и прежде. Бессильно тело, но душа любить готова, как и прежде. В ряду зубов открылась брешь, но губы свежие подруги Милей, желанней для меня всего живого, как и прежде. Седыми стали волоса, я исхудал, как волос, тонок, Но стан, что тоньше волоска, влечет седого, как и прежде. Весть о тебе дарует жизнь всем, кто сто лет лежит в могиле, Пусть ты молчишь, но твоего мы жаждем зова, как и прежде. Ты – на коне, а я – твой прах. О, как твое задену стремя? Из-под копыт пыль пе взлетит до верхового, как и прежде! Я сжал уста и, как бутон, затих,- тогда в меня вонзились Колючки злого языка, навета злого,- как и прежде. Джами, хотя в твоем стихе былого блеска не осталось, Еще ты можешь посрамить умельцев слова, как и прежде!