Шрифт:
КОРМИЛИЦА ВОЗВРАЩАЕТ НЕГРА ОБРАТНО В ЕГО ЖИЛИЩЕ
Кончалась ночь, и стало рассветать. Красавец негр свалился на кровать. Своих смятенных чувств смежил он очи, Он отдал ум на разграбленье ночи: Старуха унесла его тотчас В то место, где заснул он в первый раз. В беспамятстве он долго находился И только поздним утром пробудился. Протер глаза – и смотрит, изумлен; Исчезло все, что ночью видел он! Где собеседницы его ночные? Где радости, что он познал впервые? Где солнце красоты? О, где оно? В руках – воспоминание одно! Хотел он разобраться в этих чарах, Расспрашивал и молодых и старых, К заветной цели он искал пути, Но в мире скорби должен был брести. В смятенье он услышал просьбу друга - Назвать причину своего недуга. Ответил он: «Повергнут я в беду, Спасения от горя не найду. Играя мной, красавица нежданно Меня свела с пути,- мила, желанна… Не выразят ни разум, ни уста, Какой хвалы достойна красота. А спросят: с нею повстречался где ты? А спросят: имя назови? Приметы? А спросят: где ее квартал и дом? Земля какая стала ей гнездом? Хуллах или Фархар – ее отчизна? Тибет, страна татар,- ее отчизна? Ее глаза подведены сурьмой Или они сотворены сурьмой? Черны арканы кос ее плетеных,- Иль то силки для страждущих влюбленных? Искусственною родинкой мила Иль красоту сама и создала? Ее уста – для утоленья жажды, Или, взглянув на них, погибнет каждый? Когда подобный зададут вопрос Тому, кто пролил столько горьких слез,- Я промолчу. Где правды свет? Не знаю. Два слова я скажу в ответ: «Не знаю». Что облик, цвет? Меняются они. Одно лишь содержание цени! НЕ ПОРИЦАЯ ВЛЮБЛЕННЫХ
Везде, где есть любви произрастанье, Там ветви – горе, а плоды – страданье. Не надо их упреками губить, Советами жестокими рубить. Небес приостановится вращенье, Недвижная земля придет в движенье, Но я своей возлюбленной не дам Моей души покинуть чистый храм. Подруга азбуку любви дала мне, Узором в сердце высекла на камне. Я зеркало разбил о камень тот,- Укоров камнем кто меня побьет? О
ТОМ, КАК АБУ-АЛИ ИБН СИНА ЛЕЧИЛ СТРАДАЮЩЕГО МЕЛАНХОЛИЕЙ
Во времена Абу-Али Сина, Что славился как лекарь издавна, Почтенный горожанин ежечасно От меланхолии страдал ужасно. Кричал: «От жира лопнуть я готов Таких, как я, нет в деревнях коров! У повара алмазов будет груда, Коль сварит из меня мясное блюдо! Скорее обезглавьте вы меня. И повару доставьте вы меня!» Так он кричал, решив, что он – корова, И разговора не желал иного. Никто не мог несчастному помочь,- Мычал он, как корова, день и ночь: «Смотрите, становлюсь я все худее, Друзья, прирежьте вы меня скорее!» Что делать с ним? Во весь орет он рот, Ни пищи, ни лекарства не берет. Врачи, признавшись в собственном бессилье, Абу-Али Сину о нем спросили. «Скажите так,- последовал ответ,- Жди завтрашнего дня. К тебе чуть свет Придет мясник, тебя зарежет с честью,- Обрадуй сердце долгожданной вестью». Свалилась у больного тяжесть с плеч, Когда услышал радостную речь. Абу-Али явился, и сурово Спросил он у больного: «Где корова?» Тут растянулся на полу больной, Сказал: «Корова – я. Кончай со мной». Связал безумца врач, окинул взглядом И, нож о нож точа, уселся рядом, И стал, изображая мясника, Ощупывать и спину и бока. «Не буду нынче резать,- молвил слово,- Пока еще худа, тоща корова. Пусть постоит в хлеву немного дней, Без передышки есть давайте ей. Когда она поправится, жирея, Корову я прирежу, не жалея». Развязан меланхолик был тотчас, И пищи принесли ему запас. Он получал от пищи наслажденье, Лекарство принимал без рассужденья. Толстея, как корова, полный сил, Свои коровьи бредни он забыл. В ПОХВАЛУ СТИХА
Стих – это птицы разума паренье, Стих – это гордой вечности творенье. Суди о том, что птица говорит: В костре горит или в саду парит. Когда стихи сияют совершенством, Они дарят читателя блаженством, Когда в костре тщеславия горят,- Лишь едким дымом, гарью нас дарят. В стихах читая просьбы, униженья, Мы чувствуем и гнет и раздраженье. Но если с правдой связаны слова, То красота и сила их жива. Пройдет их слава по путям небесным, Поэта имя станет всем известным. А если строки ложью рождены, Их суть презренна и слова бледны,- То в бороде застрянут виршеплета И сверх усов не будет им полета. Стих должен быть прозрачным родником, Рубинами обильным,- не песком, Чтоб не скрывал родник своих жемчужин, Чтоб дивный блеск был сразу обнаружен, Чтоб не была вода его сходна С водою грязной, где не видно дна. Тогда напрасны поиски жемчужин, Уйди,- такой родник тебе не нужен: Слова мутны, и непонятна суть, И узок, темен к содержанью путь. Лишь после долгих, трудных размышлений Поймешь ты смысл таких стихотворений. ПАМЯТИ ВЕЛИКИХ ПОЭТОВ
Увы, трудились бедные поэты, В чьих одах повелители воспеты. Себя вписали в летопись времен, И мир не забывает их имен. Давно лежат в земле тела поэтов, Но живы имена, дела поэтов. Жемчужины низавший мастерски, Саманов дом прославил Рудаки. Оп спутником народа был родного, Не мог избрать обычая иного. Не уставал он жемчуга низать, Они – четырехсот верблюдов кладь. Он бренный мир покинул на верблюде, Наследники его сокровищ – люди. Живут стихи – и он живет сейчас. Поэта имя – светоч наших глаз… Был взыскан Унсури самой природой, Был редким элементом и породой, Жемчужиною четырех стихий,- И слушал целый мир его стихи… Он мускусом похвал наполнил строки, Он в книгах воспевал дворец высокий, Разрушился дворец, исчез во мгле,- Остались эти книги на земле… Жил Хагани, чей гений величавый Царей Ширвана удостоил славой. За оды, что превыше всех похвал. По тысяче динаров получал. О тех динарах помнят ли народы? Но светят нам блистательные оды. Ушел и Саади, но, жизнь творя, Стихи, в которых славил он царя, Стократ ценней царя и царских зданий, А Саади бессмертен в «Гулистане»… Сидеть доколе будешь, как слепец? Встань и глаза открой ты наконец. Смотри: дворцы превращены в руины, Ушли в оковах гнева властелины. От их дворцов не сыщешь ты следа, А письмена певцов живут всегда. Где крыши тех дворцов, где основанья? Остались лишь певцов повествованья. Нет памятника на путях земных Прочней, чем слово прозы или стих. Любую ржавчину смывает слово, Любые цепи разбивает слово. Узлов немало в наших есть делах, Запутаться ты можешь в тех узлах. Но слово разума внезапно скажешь - И трудный узел без труда развяжешь. САЛAМАН И АБСАЛЬ (Из поэмы)
НАЧАЛО ПОВЕСТИ
Был царь в Юнане – Искандару равный, Венца и перстня обладатель славный. И жил в те годы – мудростью высок - Муж, утвердивший знания чертог. Перед его делами в изумленье, Царь мудреца призвал к трудам правленья. Не испросив совета у него, Не делал он и шага одного. И он – от Кафа севера до юга - Мир покорил по начертаньям друга… Несчастен шах – игралище страстей, Лишенный мудрых, преданных друзей. Он сам – запальчивый, в решеньях скорый - Своей твердыни сокрушит опоры. Он справедливый осмеет закон, Несправедливость возведет в закон. Царь справедливый – пусть не чтит Корана, Он выше богомольного тирана. Не верой, не обрядами страна - Законом справедливости сильна. У СЧАСТЛИВОГО ШАХА ВОЗНИКАЕТ ЖЕЛАНИЕ ИМЕТЬ СЫНА
Так, но совету мудреца и пира, Царь этот стал владыкой полумира. И с благодарностью помыслил он, Как высоко он счастьем вознесен. По воле промысла, а не иначе, Дается смертному халат удачи. И ом всего достиг, чего хотел, Всего… но только сына не имел. Наследника величию и силе, Преемника при царственном кормиле. И это все сказал он мудрецу, Наставнику, духовному отцу. Мудрец ответил: «Властелин вселенной, Желание твое благословенно! Дитя… ребенок – что сравнится с ним? Он лишь с душой бессмертною сравним. Ведь сын, ребенок,- ответвленье жизни И после смерти – продолженье жизни. Оп – светоч твой, он – чистый твой родник. Умрешь, он – в головах твоих цветник. Он в старости твоей поддержкой будет, В беде тебя один он не осудит. Любуясь им, душою обновлен, Его поддержкой будешь ты силен!»