В первый раз Алессандра растерялась, не зная, что ответить.

Эндер высвободил руку, оперся о подлокотники кресла и поднялся. А затем потянулся к ней, заключил в объятия и решил: чтобы сработало, нужно ее поцеловать.

И поцеловал. Он не был хорош в таких делах. К его облегчению, она тоже. Поцелуй вышел неловким, они немного промахнулись. А еще никто из них не знал, что, собственно, делать дальше. На удивление поцелуй вызвал перемену настроения, и, когда с ним было покончено, они рассмеялись.

– Ну вот, – сказал Эндер. – Мы это сделали. Наш первый поцелуй. Мой первый поцелуй. Впервые в жизни.

– И мой тоже, – ответила Алессандра. – Первый поцелуй, которого мне хотелось.

– Мы могли бы сделать следующий шаг. У нас обоих все для этого есть – полный набор, я уверен.

Она снова рассмеялась. «Это хорошо, – подумал Эндер. – Смех – это правильно, в отличие от…

– Когда я заговорил о твоей матери, я сказал то, что хотел сказать. Она этот шаг совершила в твоем возрасте. Забеременела тобой в четырнадцать и родила в пятнадцать. Ей было столько же, сколько тебе сейчас. И она вышла замуж за того юношу, да?

– И это было чудесно, – сказала Алессандра. – Мама много рассказывала о том, как счастлива с ним была. Как это было здорово. Как они оба меня любили.

«Кто бы сомневался, – подумал Эндер. – Дорабелла – хороший человек, она бы не стала рассказывать, каким кошмаром обернулась такая ответственность в пятнадцать лет».

«Но может, это правда было здорово», – сказала другая его часть. Та, которая остро ощущала, что их тела по-прежнему прижаты друг к другу, что его пальцы мягко ласкают ее спину.

– Твоя мать находилась под влиянием человека сильного, – сказал Эндер. – Твоей бабушки. Она хотела освободиться.

Это сработало. Алессандра от него отстранилась:

– О чем ты говоришь? Что ты знаешь о моей бабушке?

– Только то, что твоя мать сама же рассказала, – ответил Эндер. – В твоем присутствии.

По ее лицу он понял, что она вспомнила этот момент, и вспышка гнева утихла. Но в его объятия Алессандра вернуться не попыталась, и он не приглашал. Эндер начал мыслить яснее, когда она оказалась на расстоянии полуметра. Метр был бы еще лучше.

– Моя мать совсем не такая, как бабушка, – сказала Алессандра.

– Конечно не такая, – согласился Эндер. – Но вы живете вместе всю жизнь. Вы очень близки.

– Я не пытаюсь от нее отдалиться. Для этого я не стала бы использовать тебя, – сказала она.

Но ее лицо выдало нечто другое. Возможно, понимание того, что она все-таки использовала его. Он еще больше уверился, что идею прийти к нему подсказала ей мать.

– Я просто думаю, что даже в счастливой стране фей, в которой она якобы живет…

– Когда ты успел… – сказала было Алессандра, но осеклась. Разумеется, Дорабелла не раз сыграла свою королеву фей, к вящему восторгу других колонистов.

– Мне приходило в голову, что за столько лет можно и растерять желание до конца своих дней жить в ее стране фей. А если твой собственный мир окажется для тебя лучше, чем ее воображаемый. Вот, собственно, что я хотел сказать. Она сплела для тебя очаровательный кокон, но, может быть, ты все же хочешь сломать его и вылететь наружу?

Алессандра замерла на месте, закрыв рукой рот. На глаза ее навернулись слезы.

– Per tutte sante [16] , – взмолилась она. – Я просто… просто сделала то, что она сказала. Думала, это моя идея, но идея была ее. Я не… Я хотела тебе понравиться, правда – я не притворялась! Но прийти сюда… я не уходила от нее, я ей подчинялась.

– Правда? – спросил Эндер, пытаясь сделать вид, будто он об этом и не подозревал.

– Она сказала мне, что делать, как далеко… – Алессандра принялась расстегивать блузку, слезы уже просто катились по щекам. Под блузкой не было ничего. – Сколько тебе показать, сколько дать потрогать – но не больше…

Эндер шагнул к ней и снова обнял, закрывая собой… от себя… Потому что даже в такой трогательный момент определенная его часть была взволнована зрелищем расстегнутой блузки, а не переживаниями девушки.

– Ты правда обо мне заботишься, – сказала она.

– Ну конечно.

– Больше, чем она, – добавила Алессандра.

От ее слез промокла рубашка Эндера.

– Вряд ли, не больше.

– Я иногда спрашиваю себя: а заботится ли она обо мне вообще? – произнесла Алессандра. – Или я для нее такая же марионетка, какой она сама была для бабушки. Может, если бы мама осталась с нею, не вышла замуж и не родила меня, бабушка порхала бы, словно фея, красивая и беззаботная, получив желаемое?