– Как спит? – возмутился выбравшийся из сугроба и подбежавший порученец. – Да вы что себе… – и осекся. Потому что неожиданно уперся взглядом в дула автоматов разведчиков, удивительно синхронно развернувшиеся в его сторону. И в их глаза, смотревшие на порученца едва ли не более грозно, чем оружие.

– Не надо его будить, товарищ генерал, – негромко повторил сержант, почему-то смотря при этом на порученца. – Командир всю ночь с ранеными возился. С тяжелыми. Почти три сотни за собой вытащили. И всех довезли. Благодаря командиру. Отдохнуть ему надо трохи…

О том, что этот загадочный капитан Куницын имеет какое-то отношение и к медицине тоже, Георгию Константиновичу было известно от главного хирурга Красной армии Николая Ниловича Бурденко, который прилетел в Ленинград еще третьего дня и все это время ожидал выхода подразделений Лугской войсковой группы, аж подпрыгивая от нетерпения. Чем так привлекал его этот капитан, Командующий Ленинградским фронтом точно не знал, но, похоже, надежды у Николая Ниловича на встречу были очень серьезные.

Жуков обвел взглядом суровых разведчиков, покосился на свою охрану, так же настороженно вцепившуюся в оружие, потом хмыкнул и покачал головой.

– Ладно, пусть поспит. Но как проснется – передадите, что я жду его в штабе сто двадцать восьмой стрелковой дивизии, – он сделал паузу, снова хмыкнул. – А вообще-то, бойцы, лучше вам своего командира туда же, в Нестерково, отвезти. Негоже спать на морозе.

Лицо сержанта расцветилось лучиками морщин.

– Так точно, товарищ генерал, – бодро отрапортовал он. – Непременно так и сделаем. А насчет мороза – не волнуйтесь. Во-первых, нашему командиру никакой мороз не страшен. А во-вторых, мы его укрыли хорошенько. Парой тулупов.

– Добро, – кивнул генерал армии и повернулся в сторону леса, из которого медленно, не торопясь, выезжала целая вереница все тех же крестьянских саней. Все они были сплошь заполнены людьми, впрочем, на некоторых санях, между одетыми в полушубки фигурами то тут, то там виднелись ребристые рыла «максимов» и толстые «поленья» минометов. Лугская войсковая группа вышла из окружения. В котором она находилась уже две недели…

Наступление началось одиннадцатого декабря.

Когда Георгий Константинович ознакомился с предлагаемым планом наступления, привезенным фельдъегерем из Ставки, он не выдержал и громко выругался.

– Что, совсем бред? – тихонько спросил сидевший тут же начальник штаба Ленинградского фронта генерал-лейтенант Хозин.

– На, сам почитай! – зло бросил ему Жуков. Тот аккуратно взял документ и углубился в чтение. Закончив, покачал головой и вздохнул:

– Действительно бред…

– Да не-ет, – с сожалением протянул Жуков. – Задумано блестяще.

– То есть? – удивился Хозин. Жуков с сожалением покосился на него. Он таскал за собой Михаила Семеновича еще с Резервного фронта и прекрасно знал, что как командир тот, мягко скажем, не очень. Как штабник – ничего, исполнителен, если, конечно, воли не давать (пьет и бабник…). А вот оценить тактическое решение, уловить нужный момент для нанесения или наращивания удара, вовремя сманеврировать – нет, это не его. Вот и сейчас отреагировал вполне предсказуемо. Не понял. А раз не понял – значит, бред. Да-да, не разобрался и понял, что бред, а наоборот: раз не разобрался – значит бред.

– Ну, сам посуди, – с некоторым сожалением от осознания того, что совершает почти бесполезное дело, начал Георгий Константинович, – немцы бьют нас в хвост и в гриву в первую очередь из-за своей высочайшей организованности, великолепного взаимодействия между родами войск и видами вооруженных сил, а также отличной мобильности. Против этого даже то, что мы превосходим их в численности, – не помогает [87] . И все наши попытки ударить, создав большой локальный перевес, насытив войска на каком-то участке большим количеством стволов артиллерии и танков, практически всегда заканчивались неудачей и дальнейшим отходом.

– Нет, но Мгу-то мы…

– Чудом, Михаил Семенович, чудом, – вздохнул Жуков. – И удерживаем тоже чудом. Или, вернее, большой кровью. Сам видишь, ни одна наша наступательная операция после Мги не принесла никакого внятного результата. Немцы отбивают все атаки, – генерал армии на мгновение задумался, а затем качнул головой. – Хотя, конечно, с другой стороны, эти наши непрерывные атаки так же не позволяют немцам накопить достаточно сил, чтобы отбить Мгу. Вот и пытаются обойтись местными ударами. То есть некоторую пользу мы с них имеем. Но потери… Ведь одного к десяти меняем, Михаил Семенович. Одного к десяти! И все равно ничего серьезного сделать не получается. Едва только какой успех наметился, только-только где удается продвинуться, тут же этот чертов немецкий орднунг все портит. Раз – и у наших над головами небо черно от «Юнкерсов», час прошел – и уже резервы подтянули, три часа – и на том участке, откуда ни возьмись, уже тяжелая артиллерия. И все – дай бог те позиции, с которых удар нанесли, удержать…

– Ну, – Хозин поежился, – так-то оно так, конечно, но…

А Георгий Константинович внезапно схватил документ и снова уставился в четкие строки. Спустя пять минут он огорченно фыркнул.

– А ведь хорошо… да что там, гениально придумал, шельмец…

– Кто? – не понял Хозин.

– Да хрен его знает, кто этот план придумал. И политесу-то сколько… Ты посмотри, даже место и время удара на наше рассмотрение отдано, – и он сердито швырнул документ на стол. Хозин покосился на него озадаченным взглядом и осторожно спросил: