Шрифт:
– Ладно, – сказал Алеша. – Ладно.
Еще бы миг, и жизнь ждала иная…
Полуторка – самая ласковая машина на белом свете. Кабина кепочкой, кузов как раз для богатств советского человека. Невелик кузовок, но везет полуторка с песенкой.
Зарецкие грузили добро. Ближе к кабине – мешок с мукой да куль из рогожи с мешочками крупы, сахара, соли.
Подняли, поставили матушкин сундук, к сундуку Ниночкин чемодан. В чемодане два платья, два сарафана, юбка, комбинация и прочее девичье.
В батюшкином чемодане иконы, облачение, книги.
Отец Викторин поглядел-поглядел на свои картины:
– Незачем немцев тешить!
Снял со стен, поставил к порогу, где ждали погрузки гитара и скрипка. Для них место в кабине.
Женщины складывали в деревянный ящик кухонную посуду. А ведь еще кочерги, рогачи! Господи, топор не забыть! А пилу-то! А гвозди!
Без чугунов, без кастрюль, без топора и пилы в чужих людях – намаешься.
Отец Викторин забрался в кузов принимать тяжеленный ящик.
И тут к машине подошел человек в штатском, но в полувоенной фуражке:
– Виктор Александрович, товарищ Зарецкий! Вас просит для короткого разговора Афанасий Федорович Суровцев, второй секретарь райкома партии.
Руки у батюшки Викторина опустились.
– Не волнуйтесь! – быстро сказал посланец секретаря.
Серьезные двери серьезного кабинета. Навстречу поднялся молодой совсем человек, лобастый, глаза небольшие, взгляд доброжелательный, но жесткий.
– Государство нуждается в вас, Виктор Александрович! Правильнее сказать, нуждается в священнике, отце Викторине.
Показал на стул, сел напротив. Только теперь отец Викторин увидел еще одного человека.
– Золотухин, оперуполномоченный НКВД. Товарищ Зарецкий, ваша помощь в деле борьбы с оккупантами представляется нам бесценной.
– Моя?!
– Немцы откроют церкви, и вы снова будете служить, – сообщил секретарь райкома.
– Это видимая сторона будущей вашей деятельности, – уточнил Золотухин. – Сотрудничая с немцами, вы получите доступ к важной информации. Все добытые сведения через связных станете передавать в лес, мне, командиру партизанского отряда.
Тишина оглушила отца Викторина.
– Какой будет ваш ответ? – спросил секретарь. – Времени на обдумывание, сами видите, не осталось.
– Быть с прихожанами в тяжелое время – святая обязанность священника.
– Спасибо, Виктор Александрович! – секретарь встал и поклонился батюшке.
«Если бы так с первого дня советской власти…» – скорбь волной прокатилась по сердцу.
Золотухин быстро, крепко пожал священнику руку.
«Небось, кулачил и кресты с храмов сшибал, – подумал отец Викторин, но уже без сердца. – Лицом – чистый мужик. Умница. У такого при царе амбары ломились бы от хлеба».
Золотухин смотрел виновато.
– Виктор Александрович! Я обязан научить вас искусству конспирации. Каждый день теперь золотой. Меня зовут Василий Иванович. А вы для нас будете Ясный.
– Ясный?
– Таково конспиративное ваше имя. Первое занятие проведем нынче, в двадцать часов. Подойдите к кинотеатру. Простите, к Казанскому собору.
Суровцев взял конверт, лежащий на столе:
– Это вам, Виктор Александрович. Прочтете дома.
Машина была загружена. Матушка в кузове, сидит спиной к кабине. Нина рядом с шофером. У нее насморк, в кузове будет ветрено.
Подошел, постоял. На него смотрели его женщины. Терпели неприятности из-за его сана. Теперь, опять-таки священства ради, им предстоит немецкий плен.
Машину батюшке достал парторг Никитин. У лесхоза машину забрали для фронта, а в Романовке строили большой аэродром. Лес вырубали, вывозили. Никитин всего лишь начальник лесоохраны – невелика должность. Но ведь парторг! Склонил Суровцева и Золотухина создать схроны с запасом бензина, с ящиками для частей автомашины, припрятать до времени действующий локомобиль, а это – обогрев, электростанция.
По плану эвакуации Людиновскому лесхозу был назначен Елец. Шофер согласился довезти семью до Белева, а от Белева как-нибудь до Тулы, до Орла. От Орла Елец не больно уж и далеко.
– Садись, Виктор Александрович, дорога заждалась, – шофер отворил дверцу.
Батюшка стоял, потупя голову.
– Машину потребовали для срочных перевозок. Придется вещи выгрузить. Потом поедем. Позже.
Матушка ни словечка не сказала. Помогла мужу втащить сундук в большую комнату.
Отирая пот, отец Викторин сел на табурет, оставленный вместе со столом.