Спозаранок Герасим Семенович обошел все дома в Думлове. Распорядился достать из сундуков паневы, рубахи, занавески, всё это – на себя! Шубы держать нараспашку, красотой обаять солдатню.

– Они ведь от страха могут в зверство впадать. Кругом лес, за каждым деревом – партизан. А вы им – бабью свою улыбку. Кто хлебы пек и, ежели вкусный, на полотенцах выносите, в избы приглашайте.

– А соль выносить? – спрашивали хозяйки старосту.

– Соль поберегите. Они о хлебе-соли понятия не имеют.

В девять часов утра на пяти машинах въехали в Думлово каратели.

Герасим Семенович в шляпе – молодым в Питере носил – поджидал на крыльце машину с офицерами, с переводчиком. Подал свой документ майору Гуттенбергу, но тот не взял. Переводчик посмотрел, прочитал вслух.

– Вы – староста, вы – проводник, – майор не без удивления смотрел на странно одетых женщин, встречающих немецкую армию в народных костюмах и с хлебом, пахнущим аппетитно.

– Хорошо! – по-русски сказал.

– Господин майор! Солдаты могут отдохнуть в тепле. Печи протоплены, полы в избах вымыты! – по-немецки сказал староста.

– Мы не отдыхать приехали, – ответил майор. – Перед делом нельзя расслабляться. Мы ждем отряд полицаев. Они едут на лошадях.

Майор ушел к солдатам, а переводчик подал руку старосте:

– Ростовский.

– Зайцев.

– Вы предположительно знаете о расположении партизанской базы?

– Зачем предположительно? Я все высмотрел. Разве что сбежать успеют.

– Мы прочешем лес нашим гребешком, – усмехнулся Ростовский. – Частым. Всех вшей вычешем. Партизаны надоедливы, как вши. Не так ли, господин староста?

– Сущая правда! – Герасим Семенович даже каблуками пристукнул.

– Из офицеров?

– Никак нет! Фельдфебель. Царю служил. Был в германском плену.

– Ваш немецкий вполне сносный.

– А зачем надо полицаев ждать? – не понял Герасим Семенович.

Переводчик засмеялся:

– Впереди пойдут. Они же русские.

На сорока подводах минут через двадцать прибыли полицаи. Привезли старосте бочку керосина.

– Форвертс! [10] – приказал майор проводнику.

«Знает ли он о Сусанине?» – подумал про себя Герасим Семенович.

– Это не очень близко? – на всякий случай полюбопытствовал Ростовский.

Высокий, лицо сосредоточенное, но, должно быть, бабий баловень. Хорошим человеком до войны называли, а теперь – прислужник фашистский, гад.

Герасим Семенович вел карателей партизанской тропой. Тропа уперлась в просеку. Просекой шли километра два, потом краем болота, березником, посадками сосны и вступили в корабельный бор.

Поднялись на взгорье. Герасим Семенович сел на корневище великана лиственницы, сказал Ростовскому:

– Пусть разведку высылают!

– Это оно, волчье логово? – занервничал переводчик.

– Отсюда до базы меньше километра! – И самому тревожно стало: ушли – не ушли? Сила у немцев немалая. Все с автоматами. На вьючных лошадях минометы, пулеметы. К бою изготовились в считаные минуты.

Первыми пошли полицаи.

В каждой группе по семи человек. В обхват.

Немцы – следом, цепью.

Гуттенберг, узнав, что до базы около километра, поднял свой штаб, двинулись, ведомые Герасимом Семеновичем, красивой грядой.

Красота природы к войне неприложима. Лес великанов сосен, дали богатырские. Что слева, что справа. Снова втянулись в чащобу, и тут грохнуло и еще раз грохнуло.

Ударили автоматы, но майор определил: сработали мины.

Выдвинулись саперы.

Еще был взрыв, но через полчаса полицаи заняли партизанский лагерь.

Нашли котел со щами, с горячими.

Выходило – партизаны бежали совсем недавно. Два полицая убиты, подорвались. Осколками ранены четверо немецких солдат.

Гуттенберг отдал приказ преследовать партизан. И – снова взрывы. Погибли трое немцев, трое полицаев получили ранения. В ярости майор обстрелял лес из минометов и приказал отходить.

Вдруг оказалось: кто напал, тот и в ловушке. Миной разворотило брюхо лошади, покорежило миномет. Кого-то убило, кого-то ранило. Ни единого партизана не видели, а войны нахлебались.