– Так и будет, – сказал Алеша, в груди у него было что-то уж очень пространное. – Я о другом. У нас есть партизаны, есть патриоты. У нашего Людинова – я это разведал моим сердцем – нутро советское. Но все чувства наши оставим до того дня, когда придет в город Красная армия. Никаких посторонних глаз, когда вы клеите листовку!

Посмотрел в испуганные глаза Шуры Хотеевой:

– Мы же их сильней! Они не знают, а мы знаем: победа будет за нами!

У Шуры лицо зарумянилось, в глазах светился огонек.

– Правда?

– Правда. С праздником двадцать четвертой годовщины! С праздником Правды нашего народа на нашей Русской земле!

– Алеша, мне хочется тебя расцеловать! – сказала Мария Михайловна.

– Хочется ей! – Тоня вспорхнула со своего места и поцеловала Алешу в глаза, в щеки, в губы!

Все смеялись, потому что – праздник.

– А меня? – обвел стол обиженными глазами Толя Апатьев.

– Ольга! – сдвинула шелковые брови Мария Михайловна.

А Ольга уже целовала Толю в височек.

– Нецелованным остался мой соученик Коля Евтеев! – объявила Тоня Хотеева. – Он – наш. Ему совсем уже скоро, седьмого декабря, исполнится двадцать лет. Учился сначала в пятой школе, потом – в образцовой, в нашей, в первой. В учебе тоже был первым, вступил в комсомол. Летом он ездил в Ленинград, сдавал экзамены в Медицинский институт, не прошел по конкурсу. Вернулся в Людиново, подал документы в Машиностроительный институт Орджоникидзеграда, но учиться придется на войне.

Алеша помнил – Евтеев однажды играл в его команде, спросил:

– Вы знаете, чем рискуете, вступая в боевую группу народных мстителей?

– Жизнью.

– Жизнями. Своей семьи и нашими.

Евтеев снял очки, потер о рубашку, надел:

– Я это знаю.

Алеша встал, и все встали.

– Дайте клятву верности, Николай Евтеев.

– Мне текста не показали…

– Как совесть подсказывает.

Все умолкли. Из комнаты Марии Михайловны раздался голосок:

– Мама!

– Клянусь быть верным! Моей матери не придется стыдиться за сына. Я не подведу Людинова – города рабочих и мастеров.

– Твое имя – Сокол! – объявил Алеша. – С тобою за праздничным столом…

– Огонь! – назвал себя Саша Лясоцкий.

– Победа! – подняла руки Тоня.

– Отважная! – просияла глазами Шумавцову ее сестра Александра.

– Руслан, – подал руку Толя Апатьев.

– А я – Весна! – тихонько засмеялась Ольга Мартынова.

– Слышите? Тамарочка проснулась, к себе зовет.

– Я – Непобежденная, – Мария Михайловна поспешила к дочке.

Все сели, потянулись к меду, к чашкам с чаем.

– А – вы? – спросил Евтеев Шумавцова.

– Орел… Переходим ко второму вопросу. Распределим улицы, кому где расклеивать листовки. Тебя, Сокол, мы пока освободим от задания. Уж очень толстые у тебя очки.

– Я могу переписывать листовки.

– Отлично! – согласился Орел.

– А настоящие дела будут? – спросил Толя Апатьев.

– Тебе чего-нибудь рвануть! – сказала Тоня. – А листовка – это голос Советского Союза. Это – надежда.

Алеша промолчал. Задание: взорвать железнодорожный мост возле Сукремли уже получено. Остается дождаться, когда из отряда доставят взрывчатку. Алеша уже наблюдал за мостом. Для танков негоден, а машин идет много, подвозят грузы к передовой, перебрасывают солдат.

– Все надо делать по порядку, – сказал Орел Руслану. – Сегодня самое важное для нас дело – объявить народу в день Октября правду, которую утаивают немцы. Правду о том, что армия и народ сражаются с врагом, бьют врага. Москва – наша.

Домой шел, на небо поглядывая.

Небо чистое от облаков, хотелось увидеть звезду.

У дома его окликнули. За углом стоял Толя Крылов. Молча подал листок бумаги:

– Спрячь. На карте новые флажки поставлены. Немцы знают, где партизаны.

И вдоль стены, за дерево, другое. На дорогу.

Алеша положил карту в потайной карман. Придется рисковать, в Сукремль ночью идти. Хорошо хоть сапожники спят молодецки. Бабушка ничего не спросит, ничего не скажет, но глаз не сомкнет.

Золотухина вспомнил: все-таки кое-чему научил. Крест встал перед глазами… «Облекся»… Да ведь все они, мстители, облеклись.

Какая радость! Ночь – яма черная, холодный дождь, пронизывающий ветер.