– Какого же батюшку Господь нам дал! – говорили женщины. – В нашем Казанском соборе за нашим батюшкой, как у Бога за пазухой.

Анастасия Петровна, мать Ольги Мартыновой, поделилась печалями с бабушкой Алеши Шумавцова:

– Немцы, какие на постое были, уехали. Никто не тревожит, но просыпаюсь утром – беды жду, ложусь спать – поблагодарю Господа за день минувший, а заснуть не могу, сердце сжимается: чует войну, у самого крыльца притаилась. Завтрак девкам готовлю, а хочется собрать всех – больших и малых – и в собор бежать. От самой жизни спрятаться.

Война погромыхивала, но где-то далеко, и не шумом, но всплесками. Должно быть, бомбы рвались.

Отец Викторин, оставшись в храме, молился перед иконой Богоматери «Избавление от бед страждущих». Икона небольшая, деревянная, хрустальное поле с как бы нарисованными узорами. Список, одним словом. Но чтимая святыня.

Молился о даровании сил, немочь одолевала. А немочь недопустима. Людям батюшка нужен здравый духом, чтоб свет шел и от лица, и от благословляющей руки, от взора, и от слова, от самой стати несогбенной.

Погиб мальчик. Дважды спас партизанский отряд, предупредил о карательных операциях Тайной полевой полиции и немецких войск.

Восемь классов успел закончить. Круглый сирота, жил у тетки неграмотной и, видимо, далеко не ласковой, но какой же молодец! Учился на отлично. Рос советским человеком. Громко сказано, да ведь так оно и есть. Ребята как ребята, озорники, троечники, но все дети великой страны. Ответчики за всех угнетенных, покалеченных, оскорбленных.

Виновен ли человек перед Богом, если попрекает государство и государству этому назначена кара?

У государства гибнут младенцы, гибнут подростки, вступаясь за народ, за родную землю, ввязываются в войну, а война безглазая. Не смотрит, кого убивает. Мальчику Анатолию пришлось убить себя, чтоб не убили его товарищей, которые остались жить и будут взрывать мосты, будут жечь заводы, работающие на врага.

Государство себя не накажет. Суды над государством все лживые. Потому лживые, что правда нынешнего дня и правда дня будущего – величины несовместимые, непознаваемые. Все равно что галактики. Свет – вот он, но галактика взорвалась миллиарды лет тому назад. История не судима. Все ее персоны – неподсудны. Неподсудны новейшим правдам и справедливейшему праву. История – всего лишь образ. Мгновение текучего времени и пространства. Ни единый промельк Божиего мира, как и все, что есть в этом мире, не ведает конечного или начального. Не только воздух, вода, огонь, но и твердь текучи. Алмаз по-своему тоже текуч.

Вот разве что слово… Слово – печать Творца. Печать взламывают, а за ней – некие животные и всадник, и души убиенных под жертвенником, и солнце во власянице, и луна в крови, и семь ангелов среди безмолвия.

Слово запечатлевает жизнь, но оно вечно живое, живущее сразу во всех временах, как Бог, потому и сказано: Слово – Бог.

– Отец Викторин!

Батюшка вздрогнул. Бенкендорф!

– Замечательно! Я удостоился быть свидетелем вашей молитвы. Отец Викторин! Вы бы только знали, как нужна Германии ваша молитва. Если Германия и Россия будут единым целым – весь мир поклонится этому государству. Отец Викторин, торжество германских войск – факт совершившийся. О победе сообщает приказ фельдмаршала фон Бока. Я, комендант Людинова, устраиваю прием по случаю праздника Рождества и победы. Вы, отец Викторин, с вашей матушкой в числе приглашенных.

Бенкендорф прошелся по храму, оглядывая его громадность.

– Чем не памятник великого события? Нынешнее Рождество – 1942-го – венец второго тысячелетия. Вы только себе представьте великолепие победы – Германия до Урала. Германия на берегах Черного моря, Каспийского и Ледовитого океана. – Подошел к батюшке, посмотрел в лицо: – Я украшу этот собор уральскими изумрудами.

Щелкнул каблуками сияющих сапог.

– Привыкайте, господин священник, друг мой, – быть Германией.

И вышел из храма.

Отец Викторин пал пред Царскими вратами:

– Господи! Я остаюсь Великой Россией. Верую: Ты, Господи, не оставишь Своего народа.

Четверо юнцов четыре дня и четыре ночи готовили свой удар по Германии. В октябре 2-я танковая группа Гудериана, переименованная во 2-ю танковую армию, окружила армии Брянского фронта. Был тяжело ранен командующий генерал Еременко, убиты командарм 50-й армии генерал Петров и член Военного совета бригадный комиссар Шляпин. 23 октября 13-я и 50-я армии вышли из окружения и заняли оборону по рекам Ока и Зуша. Гудериан не смог взять Тулу и Каширу.

Теперь, в ноябре, потеряв надежду окружить Москву, немцы таранили оборону русских на отдельных участках.

Гудериан снова и снова бросал моторизованные корпуса и танковые дивизии на Каширу, на Зарайск, отрезал Тулу от страны, захватив шоссе и железную дорогу.

Наступление армий «Центр» вязло в тяжелых боях под Тарусой, под Веневом, и все-таки немецкие солдаты и генералы верили: победа неминуема.

Но в победу верили и мальчики города Людинова. В нашу победу.

Группа Шумавцова вела наблюдение за Гущинским мостом. Первое дежурство взял на себя Витя Фомин.