– Спасите её, доктор! – попросил он. – Верните её мне.

И, резко развернувшись, вышел из операционной, обдав стоявшую у дверей Сашеньку волной холодного воздуха. От него пахло дорогим одеколоном и кровью. Девочка проводила его взглядом, а затем посмотрела на Юру Селиванова, которого била крупная дрожь.

– Юрий, инструменты мне, живо! – скомандовал Иван Фетисович.

– Там… там… – глотая слова, мямлил Селиванов. – У…у…у неё… кровь… кровь…

– Ну, разумеется, у неё кровь, болван! У неё открытый перелом ноги, и сломано несколько ребёр! Давай сюда мои инструменты, Селиванов! – уже громче воззвал к нему Иван Фетисович, но тщетно. Селиванова трясло всё сильнее. – Нет, это никуда не годится! Да что с тобой, Юрий?! Ты думал, быть врачом – это всю жизнь то и делать, что выписывать лекарство от мигреней да считать пульс? Да, вот так тоже бывает, представь себе! Надо же когда-то начинать. Живо инструменты мне, ты что, не видишь, она истекает кровью!

Ох, и не надо было обращать на это внимание бедного Селиванова! Юрий посмотрел на княгиню, очевидно, чтобы убедиться в том, что она и впрямь плоха, и когда взгляд его снова упал на пропитавшееся кровью платье, юношу замутило. Пошатнувшись, он потерял сознание и свалился прямо у операционного стола.

Такого поворота Иван Фетисович явно не ожидал. Следующие три секунды он тупо смотрел на тело своего помощника, растянувшегося во весь рост на полу, и не знал, что делать, но потом опомнилась Александра. С быстротой горной лани она бросилась к длинному столу, что стоял вдоль стены у окна, и схватила оттуда отцовский саквояж. Она привыкла видеть отца с этой старой кожаной сумкой, когда тот ездил на выезды. Иногда он и Сашу брал с собой. Это случалось в дни, когда Алёна уезжала к своим подругам и задерживалась у них, а с маленькой Сашенькой просто некому оставалось сидеть – горничная уходила после трёх, а девочка возвращалась из школы только в половине четвёртого. Но, конечно, когда отец брал её на вызовы, все его пациентки и пациенты были как раз такими, к каким привык бедный Юра: ухоженные, разве что немного бледные? – жаждущие микстуру от кашля или настойку от мигрени. Но уж никак не бессознательные и истекающие кровью княгини – к такому никто оказался не готов. Тем не менее, Александра не испугалась ни крови, ни угрозы молодого князя покончить с её отцом, если дело не увенчается успехом. В тот момент её тревожил единственный вопрос: что нужно сделать, чтобы помочь этой женщине?

– Вот, – сказала она, вручив отцу саквояж.

– Сашенька, ты ещё здесь? – то ли с раздражением, то ли с испугом спросил Иван Фетисович, только теперь заметивший дочь, которой не следовало видеть всех этих ужасов. Зрелище не для тринадцатилетней девочки, коли даже Селиванов, на четыре года её старше, и к тому же мужчина, не выдержал. – Господи, беги за помощью скорее, мне нужен ассистент! Василиса Конеева, медсестра, знаешь, где живёт?

– Папа, ты не успеешь, – категорично сказала Александра. – Я бегаю быстро, но до другого конца города даже на лошади не доеду меньше, чем за двадцать минут. Ты не успеешь. Он же сказал, она три часа пролежала где-то в лесу!

– Ты права, времени терять нельзя, – не мог не согласиться Иван Фетисович, разрезая платье на бедной княгине. На груди её расплывалось большое кровавое пятно, и доктор невольно поморщился. – Но что ты предлагаешь? Аня Исаева живёт ближе, но она ещё третьего дня накупалась в реке и слегла с инфлюэнцей, она и с постели не встаёт, хороша помощница! Она не дойдёт до больницы без посторонней помощи, совсем плохая, я вчера к ней заходил.

– Я помогу, – сказала Александра твёрдо. Она уже знала, что если бедную женщину не удастся спасти, то в этом будет и её вина тоже.

– Саша, тебе тринадцать, и ты понятия не имеешь о том, что такое медицина! – озвучил Иван Фетисович очевидные истины.

– А у тебя на столе сама княгиня Волконская, на чьей земле мы живём, а за стеной – её брат, пообещавший убить тебя, в случае непоправимого! – парировала Александра, закатывая рукава на платье, как будто и впрямь готовилась к операции. – Ах да, и ещё бедный ассистент, потерявший сознание при виде крови! Папа, просто скажи, что делать. Я не боюсь! У меня получится.

Надо сказать, он и раньше в ней это замечал. Но ему казалось, что это отличительная черта всех детей: обострённая жалость к чужому горю. Правда, отдать свою порцию яблочного пирога болеющему младшему брату, или снять с дерева котёнка – это одно, а возвращать к жизни истекающую кровью княгиню – совсем другое. Но взглянув в полные решимости глаза своей дочери, Иван Фетисович вдруг улыбнулся. Как бы он ни любил свою жену, не могло не радовать то, что Александра росла на неё абсолютно не похожей. Драгоценная Алёна ни за что не осталась бы здесь, а Сашенька, как и обещала, не бросила.

И тогда Иван Фетисович решился, тем более выбора особого не было. Аня и впрямь не вставала с постели, а Василиса жила на другом конце города. Вышеупомянутый Воробьёв с супругой уехали в город на выходные и обещались не раньше понедельника, а больше в их городке никто не понимал в медицине. Разве что старая знахарка, что жила в своей лесной избушке? Но не звать же, в самом деле, её? Нет, тогда Волконский точно его убьёт!

Пришлось довольствоваться тем, кто оказался под рукой.

– Хорошо. Тогда слушай, – резко, быстро и уверенно заговорил Иван Фетисович. – Её нужно раздеть, чтобы ничто не мешало дыханию, и остановить кровь. Вот тебе ножницы, сними с неё корсет, ты же в этом наверняка хорошо понимаешь, а я пока займусь сломанной ногой.

Александра послушно кивнула и взялась за дело. Замешкалась она лишь на секунду, когда увидела, с чем придётся иметь дело – внизу, под грудью бедной женщины, красное пятно становилось всё больше и больше: ребро сломалось и порвало кожу и даже тугой корсет, кровь была повсюду.

Иван Фетисович видел, как девочка побледнела, бедняжка, и уже собрался отпустить её, чтобы не мучить почём зря, но в следующую секунду Саша плотно сжала губы и принялась орудовать ножницами. О чём она думала в тот момент? Хотел бы он знать. И ещё интересно, почему у неё было такое бесстрастное лицо? Что-то подсказывало Ивану Фетисовчиу, что молодые девушки уж точно не так должны вести себя при виде истекающих кровью княгинь. Это его и радовало и пугало одновременно. Радовало – потому, что она блестяще справилась со своим заданием. А пугало – потому что, кажется, права была Алёна, из него плохой отец. Он не имел права подвергать свою дочь такому потрясению, после которого бедняжка, наверное, будет отходить ещё год, если не больше! Но одно Иван Фетисович знал точно – эту ночь Александра запомнит надолго. Что ж, он был прав.

Вот только время для самобичевания было не самым подходящим. Он уже закончил с переломанной ногой, велел Александре приготовить новую шину, а сам занялся раной на груди.

– Вскипяти воду. Рану нужно промыть. Она упала на грудь, туда попала земля. Нужно избежать заражения. Саша, и побыстрее, пожалуйста! У нас ни секунды лишней нет!

Дважды её просить не пришлось. Когда вскипела вода, Александра молчаливой тенью встала у отца за плечом, ловя каждое движение, хотя сама же себя умоляла не смотреть.