«Кошмары будут сниться теперь до самой старости», – подумала она, но взгляда всё равно не отвела. Отец был сосредоточен, не обращал на неё ни малейшего внимания и занимался перевязью, и тогда Александра, хоть её об этом и не просили, взяла со стола чистую вату, намочила её и, подойдя к княгине, стала обрабатывать ссадину на бледной щеке.

Иван Фетисович бросил на дочь мимолётный взгляд, на секунду оторвавшись от перевязки, и улыбнулся. Александра тотчас же улыбнулась в ответ, а затем, сделав сосредоточенное лицо, стала осторожно стирать кровь с щеки несчастной женщины.

– Господи, какая же она красивая! – невольно вырвалось у неё. Собственный голос показался оглушительно громким в гнетущей тишине маленькой операционной, и Саша вздрогнула, побоявшись, что отец отругает её. Но он лишь улыбнулся, не поднимая взгляда от своего занятия, и кивнул.

– Волконские все красивые. Порода, стать, древний княжеский род, и так далее. И гордыни, к сожалению, столько же!

– Никогда не видела их вживую, – призналась Александра, рискнув продолжить разговор. Она поймала себя на мысли, что ей почему-то очень хочется поговорить, именно теперь – о чём угодно, о любых пустяках, но только не молчать. У неё начинала кружиться голова.

– Ну вот, полюбуйся, – щедро разрешил отец. – И на братца её тоже можешь посмотреть, поди, скажи ему, что всё готово, когда закончишь обрабатывать рану.

– Всё… готово? – повторила Саша, расширившимися глазами взглянув на отца. – Она будет жить, папа?

– А ты послушай, – Иван Фетисович улыбнулся и кивнул на княгиню, по-прежнему пребывавшую в бессознательном состоянии. – Слышишь? Дыхание нормализовалось.

Александра честно постаралась прислушаться, но опыта у неё не было ни малейшего, она ничего не поняла, но это не помешало ей обрадоваться.

– Папа! – с облегчением воскликнула девочка. Глаза её светились счастьем. А ещё, кажется, она плакала, но он не брался судить наверняка.

– Когда я за операционным столом, я не папа, а Иван Фетисович, – шутливо сказал он, погрозив пальцем.

Закончив со ссадиной на щеке бедной княгини, Саша собралась было выйти к князю, но споткнулась о тело по-прежнему лежавшего под столом Юры Селиванова.

– Иван Фетисович, господин доктор, а не подскажите ли вы, как приводить в чувство бессознательных молодых людей? – спросила она и рассмеялась, нервным, звенящим смехом. Он только теперь вспомнил о Селиванове и тихо выругался. Придётся куда-нибудь его деть, чтобы не увидел князь, когда зайдёт проведать сестру. Господи, какой стыд…

Но Александра, конечно, молодец! Выше всяких похвал, и ведь умудрялась шутить в такой момент! Иван Фетисович заметил, что руки её слегка подрагивают, а ещё она была бледна, неестественно бледна, бедная девочка, но из последних сил старалась бодриться.

Когда Саша вышла из операционной, он ненадолго потерял её из виду, и пока успокаивал Волконского и заверял князя в том, что с сестрой его теперь всё будет в порядке, сам думал только о дочери. Где она, куда пошла? Не дай Бог, вышла на улицу и потеряла сознание – там было холодно, несмотря на август, она ведь замёрзнет, пока он выслушивает слова благодарности от успокоившегося Алексея Николаевича! Бедная девочка, ей ведь всего тринадцать, она не готова была к такому, зачем же он… Взгляд невольно вернулся к княгине, и Иван Фетисович подумал, а что – разве лучше было бы оставить Волконскую умирать?

– Вы позволите? – Иван Фетисович кивнул на дверь и, изъяв свою ладонь из пламенных рукопожатий князя, вышел на улицу, искать дочь. Той нигде не было, но калитка была распахнута. На дороге стояла карета Волконского, лошади лениво махали хвостами, одна из них с любопытством повернула голову к вышедшему доктору. Девочки поблизости не оказалось.

Где же ты, Сашенька? Иван Фетисович огляделся по сторонам, но никаких следов дочери не заметил. Ушла домой? Алёна теперь убьёт его за это, да и самой Саше достанется за то, что ушла без спроса. В очередной раз подумав о том, что он – самый ужасный отец из всех живущих, Иван Фетисович вернулся назад в больницу. Идти в операционную и лишний раз встречаться с Волконским ему не хотелось, потому он направился к себе в кабинет, чтобы посидеть в одиночестве и крепко подумать.

Нужно будет непременно извиниться перед Александрой за эту ночь и за всё то, что ей, бедняжке, пришлось пережить по его милости. Правда, извинениями тут не поможешь. Он же видел, какая она была бледная – это такое потрясение для неё, такой шок! И что ей эти извинения, разве извинениями что-то исправишь? Она-то пришла к нему помочь, утешить после ссоры с женой, а он заставил её пройти через такой кошмар! И что она скажет теперь?

А она сказала:

– Папа, я хочу быть доктором, как ты. – Оказывается, Саша все это время дожидалась его в кабинете, и, едва он переступил порог, она обратилась к нему со словами: ? Я хочу учиться!

Иван Фетисович был готов к чему угодно, но не к этому.

– Сашенька, ты в порядке? – спросил он как настоящий врач, искренне беспокоившийся за её состояние. Кажется, слова дочери всерьёз он не воспринял.

– Папа, ты не слышал меня? Я сказала, что хочу быть доктором! Пару часов назад я это поняла, когда эта бедная женщина лежала на твоём столе, истекая кровью, а я смотрела на неё и не знала, что могу сделать, чтобы помочь ей. Так вот, если такое случится в следующий раз, я хочу, чтобы я могла справиться без посторонней помощи, а не смотреть, как человек умирает на моих глазах!