Он не возражал, почти соглашался. Я продолжил:

— И что вы предлагаете, сенатор?

— Публикуйте вашу книгу, ваши статьи… все, что хотите. Если вы обо мне напишете корректно, я дам вам нужные доказательства невиновности этой женщины.

— Доклад?

Он кивнул.

— Никсон и Маккарти попытаются с вами разделаться.

— Это мое дело.

— И как я получу доклад?

— Увидите.

— Когда?

— Увидите.

— Сенатор…

— Довольно, Кёнигсман. Я сдержу слово. Вы можете выйти из машины.

Он повернул ключ зажигания и нажал на стартер. Мотор «паккарда» начал тихо просыпаться. Я открыл дверцу машины. Рукопожатия не последовало.

Я долго смотрел, как машина Вуда удаляется в сторону Потомака. Рассветное зарево неспешно захватывало весь горизонт, от чего на набережной рисовалось нагромождение арок. Я не мог сдержать нервный смех. Господи, я не ошибся! Я выиграл!

По возвращении домой мне ужасно захотелось позвонить Сэму в Нью-Йорк. Разбудить его, пересказать мой разговор с Вудом. Но я решил воздержаться от этого шага. Не следовало делить шкуру неубитого медведя. Вуд дал мне слово, что я получу доклад Управления стратегических служб, но дальше обещаний дело пока не пошло. Так что с самовосхвалением стоило подождать. Тем более что сейчас Сэм и Векслер выбивались из сил, чтобы до полудня вышел номер, посвященный войне в Корее.

Тем не менее мне хотелось с кем-нибудь поделиться маленькой победой. Т. К. оценит мой разговор с сенатором. Я снял трубку и начал набирать номер, как вдруг вспомнил: я ведь только что спрашивал Вуда, прослушивает ли меня ФБР: «Поэтому вы действовали через Ширли?» Конечно, они меня слушали! Я положил трубку на рычаг. Господи! Пора мне было очнуться. У меня вдруг закружилась голова, словно моя нога почти соскользнула в пропасть. В ФБР едва не узнали, что сенатор Дж. С. Вуд собирается выкрасть для меня секретные документы!

Я снова принял душ, побрился, выпил еще кофе. Держа чашку в руках, я машинально бросил взгляд на улицу. Синий олдсмобиль ФБР уже нес свою вахту. Ну, теперь им придется терпеть долго: я устроился у пишущей машинки и начал приводить в порядок мои черновые записи. Теперь я знал, как завершить мою книгу.

Я как раз редактировал отрывок, в котором Марина рассказывает об обороне Москвы, когда меня заставил вздрогнуть звонок в дверь. Я посмотрел на часы: начало первого. В дверь позвонили снова. Потом еще. Там явно нервничали.

Я осторожно открыл, надеясь, что это посланец Вуда.

— Т. К.!

Тот втолкнул меня в квартиру.

— Дайте мне что-нибудь выпить!

На нем был белый полотняный костюм, лиловый галстук в синюю шашечку и бежевая соломенная шляпа. Полотно костюма было такое же мятое, как и его лицо.

Я не стал задавать вопросов. Да и виски у меня осталось немного. Т. К. залпом выпил свой стакан и только потом снял шляпу. Он отказался сесть и прошел к окну. Ему была видна машина ФБР, но это его не волновало. Я начал:

— Мне среди ночи позвонил Вуд, то есть Ширли…

И тут же я рассказал ему о встрече на парковке у мемориала «Титанику». Он слушал меня, покачивая головой и повторяя: «Так-так», «Я это подозревал», «Неплохо», как будто все это само собой разумелось.

Наконец я разозлился:

— И это все, что вы можете сказать? Этот чертов доклад вот-вот будет у нас, Марина будет спасена!

— Это прекрасно, Ал! Это очень хорошо!

Он повернулся ко мне, и его выпученные близорукие глаза уставились на меня, будто я взволнованный юнец, которого надо было успокоить какими-нибудь россказнями.

— Что вас так потрясло? Вы слушали радио? Вы знаете про Корею?

— Корея… Да, слышал по радио ночью. Тут особо удивляться нечему, не так ли?

Я должен был догадаться. Вполне возможно, что он об этом узнал даже раньше самого Вуда.

— Тогда что?

— Я только из тюрьмы.

— С Мариной что-то случилось?

— Нет. С ней все хорошо… насколько это возможно.

— Вы ее видели?

— В течение трех часов.

— Там были люди из советского посольства?

— Нет, я был один.

— И она три часа с вами разговаривала?

Я отметил, что говорю это с завистью. Он кивнул и подбородком показал на пустую бутылку.

— А больше выпить нечего?

— Есть магазинчик на углу Графтон-стрит. Могу сбегать за бутылкой и сэндвичами. Это пять минут.

— Хорошая мысль.

— Вы уверены, что с Мариной все нормально?

Он показал на дверь.

— Идите. Вернетесь — расскажу.

Когда я напяливал шляпу, он позволил себе гримасу, которая слегка напоминала улыбку.