«Тут надо подумать», – взял на заметку Ослик, и подумал. Полночи просидев за алгоритмами, он, кажется, обнаружил, в чём дело. Не вдаваясь в подробности, суть ошибки заключалась в следующем: до сих пор его андроид использовал исключительно мысленный опыт, а должен был бы использовать реальный. О чём, собственно, и писал Эмиль Сиоран в «Горьких силлогизмах»: «Любой глубокий опыт формулируется в терминах, относящихся к физиологии».

Да, так и есть. И куда он только смотрел? Можно ли вообще чем-нибудь проникнуться чисто теоретически? Ослик сомневался. Именно поэтому в следующие год-два он принципиально изменит систему ограничений для своей разработки, переместив акценты с теоретического опыта на фактический. Будет ли это прорывом? Вряд ли. Многие и до него работали в этом направлении, но существенных результатов так и не достигли. Тут можно сказать лишь следующее: Ослик впервые ввёл в практику искусственного интеллекта так называемые «Базовые соглашения об опыте».

В соответствии с «Соглашениями» любой гаджет отныне будет рассматриваться как самостоятельно эволюционирующая машина. Машина с собственным «эго» и обладающая не только интеллектом, но и физиологией (со своей болью, страданием, удовольствием и счастьем).

На первый взгляд, ничего особенного – фантасты и раньше писали об этом, а кинематографисты снимали один за другим популярные триллеры с киборгами, органоидами и прочими аватарами. Но одно дело фильм, другое – реальность, и появление «эго-устройств» не осталось незамеченным. По сути, они пришли на смену роботам. Несмотря на всё более «дружественный интерфейс» роботы до сих пор были сугубо функциональными, «интеллект» лишь имитировали, и давно уже всем надоели. Люди устали от них. Ограничив к тому времени живое общение донельзя, человек, казалось, соскучился по себе подобному, и «эго-устройства» пришлись как раз к месту.

Более того, новые стандарты вызвали настоящий ажиотаж у потребителей и обусловили следующий виток конкурентной борьбы между крупнейшими IT-производителями. Благодаря этой конкуренции и мощным вливаниям в ноу-хау, уже к 2024 году был сформирован довольно обширный рынок эволюционирующих машин, а статья Ослика «Evolving Machines. Basic Conventions about Experiment» («Эволюционирующие машины. Базовые соглашения об опыте») стала классической работой в научном сообществе.

Но обратимся к Лобачёвой. В её понимании, раз она невиновна (Наташа искренне считала себя невиновной), то ей и бояться было нечего. Она спокойно может вернуться к себе на родину, два-три допроса (неприятно, конечно), но в конце концов её отпустят.

Одиннадцатого января Наташа вылетела из Лондона, 14-го её вызвали в Следственный комитет, а 15-го взяли под стражу. Автор, с которым она работала, дал признательные показания («что вам ещё рассказать?») и к тому же нашлись «свидетели». После недолгого разбирательства Лобачёву признали виновной по нескольким статьям Уголовного кодекса, включая экстремизм, гомосексуализм и измену родине. В феврале ей назначили пожизненное заключение и отправили в колонию.

Узнав об этом, Софи впала в депрессию. Ослик утешал её как мог, да что толку? О фактическом опыте дурдома Собака знала побольше Ослика, и чтобы успокоить её, от Генри требовалось нечто особенное.

Он много думал. «Если и есть какой способ преодоления трудности, – рассуждал он, – то лишь взглянуть на эту трудность со стороны». В идеале хорошо бы приподняться и изменить ракурс принципиально. Ослик связался с посольством в Киеве и обсудил возможность обмена заключёнными. Он намеревался обменять Лобачёву на кого-нибудь из русских, осуждённых в Британии. Как правило, это попавшиеся разведчики или торговцы оружием (весьма ценные кадры для Кеплера-22).

«Всё возможно, почему нет?» – ответили ему.

Уже хорошо. По просьбе Ослика к делу подключились также его друзья из внешней разведки (Secret Intelligence Service, SIS, больше известная как МИ-6) и его друг Джеки Хоуп – английский дипломат в Москве. Именно Хоуп помог ему вывезти Софи из России. Он же занимался безопасностью Генри в периоды его «русских походов». Ослик рассчитывал на него и в этот раз.

Новость приободрила Софи, но в любом случае требовалось время. Он устроил ей курсы английского, летом она поступила в школу искусств. У Собаки появились друзья, а вечерами она играла Power Noise в местном клубе неподалёку от судоверфи.

Раз или два в неделю они выезжали в Лондон.

Софи нравилось. Она открыла любимые места и впоследствии уже сама не раз приезжала туда отвлечься. Собака подолгу бродила у Темзы, смотрела на воду и лишь удивлялась неспешному течению времени. И хотя время в её представлении ещё не приобрело решающей ценности, она уже (пусть и смутно) догадывалась об этом. «Опыт времени, – напишет чуть позже Ослик в своих „Conventions…“ – имеет для андроида двоякое значение. Это и мысленный опыт, и физиологический. Не реализовав опыт времени всесторонне и в деталях, мы сотворим ублюдка. Иначе говоря, эволюционирующая машина должна как минимум смотреться в зеркало и мотать на ус».

Вот Софи и «мотала», причём ускоренно.

Она хорошо понимала, что и без того потеряла уйму времени на дурдом, и будто навёрстывала упущенное. Ослика же вдохновлял её критический взгляд – и на себя, и на окружающий мир. Особенно удивлял её обострённый «нюх» на фашизм. Фашистов она чуяла за версту. Видно, урок, преподанный на Мосфильмовской, не прошёл даром. Добавим к этому книги (Собака не читала разве что в туалете) и, безусловно, её системный склад ума.

В любом явлении она искала мотив, продвигаясь от общего к частному и руководствуясь здравым смыслом. Софи отвергала религию, зато использовала анализ и науку, предпочитая дарвинистский подход, Теорию игр Джона Нэша, ну и, конечно, классические критерии фашизма доктора Лоренса Бритта (Lawrence Britt, политолог, известен статьёй Free Inquiry в журнале Fascism Anyone, где вывел 14 критериев фашизма).