Ослик то и дело поглядывал на поля и леса из своего купе, подпрыгивал на ухабах и приспосабливался к запаху «вселенского туалета». Ложь – вот что напрягало его особенно. Как выяснилось, не было даже Тунгусского метеорита (русские всё придумали). Был мощнейший взрыв – как следствие разлома земной коры. К тому же не в первый раз. До 1908 года землетрясения здесь случались и раньше, включая гигантский выброс породы около 25 миллионов лет назад.

Ложь угнетала, давила, но поражало другое – с какой лёгкостью люди велись на обман. За окном проступили Уральские горы. Издалека они выглядели обыкновенной возвышенностью, но по мере приближения к Екатеринбургу становились всё выше и правдоподобнее. Может и Ослику удастся приблизить ложь? Приблизить её как можно ближе к человеческому сознанию и желательно на расстояние колеблющихся нейронов в головном мозге (у всё того же русского).

– У русского? – переспросила Гольц при очередном визите к Генри.

– У русского, – ответил тот, полный оптимизма и с некоторой иронией. – Но не у среднестатистического жителя России, а у самых что ни на есть реальных граждан.

За окном как раз показались люди. Вероятно, это были крестьяне – жители ближайшей деревни. Они стояли у кладбища, устроенного посреди колхозного поля (с виду – человек двадцать) и прощались с усопшим. Усопший был их односельчанином и теперь отправлялся на небеса. Пастырь читал молитву, но дети (да и взрослые большей частью) в гробу видали этого пастыря с его молитвой и оживлённо махали проезжающему поезду. Помахал им и Ослик, а Гольц подсела к нему и взяла за руку. Её смена подходила к концу. На ночь она останется у него, и до Омска (прибытие в 11:24) они проведут незабываемую ночь. Генри будет поглощён своими ноу-хау, а Лена, будто свод демократических ценностей, сыграет роль противовесов в его потугах к всеобщему пробуждению.

Отныне Ослик делал ставку на мобильную связь.

Заметим, – не на мобильный Интернет (кто хочет, пусть чатится на здоровье), а именно на мобильное устройство с минимальной функцией телефона. По замыслу Генри, при очередном соединении абонентов те должны будут получать некий сигнал, воздействующий на мозг, а именно – на участок мозга, ответственный за искренность. К тому времени учёные из Institute for Brain Science в Сиэтле уже занимались схожей задачей и были близки к ряду важнейших открытий. Таким образом, Осликова идея с «полевым гаджетом» существенно продвинулась.

Идея нуждалась в практическом обосновании, и он тут же связался с Россохиной. Ослик вкратце изложил ей суть и уже на перегоне «Новосибирск – Тайга» Вика прислала ему необходимые данные от нейробиологов из Сиэтла и даже подготовила специальный бизнес-план. Как Генри и просил, план учитывал не только «мобильное воздействие на мозг», но и его проект относительно «осязаемого поля». Ослик получил также трёхмерные модели Julich Aachen Research Alliance и электрические характеристики GSM.

Так что «Виртуальный клон» тоже не терял времени. Россохина помогала Генри, Тайка и Додж разгадывали кроссворды, а Митя Захаров готовил их переезд в Бикенибеу (атолл Тарава, Республика Кирибати).

У Красноярска поезд притормозил, да так и простоял в степи час или больше. Наступало утро. Гольц тихо спала в купе у Ослика, а тот сидел себе за столиком («Путин – хуй») и смотрел, как занимается заря.

Рассвет в этой части страны заметно отличался от более привычного для Ослика рассвета в Европе. Солнце выглядело чуть крупней (вероятно, из-за оптического обмана), да и зарево казалось чуть более кровавым. С этим обманом одна беда. «И чтобы преодолеть его, – размышлял Генри, – явно недостаточно суда над его устроителями, как и вообще какого-либо суда». Красный террор, сталинские репрессии и путинский возврат к советскому порядку воспринимались большинством русских (включая, к несчастью, и интеллигенцию) как данность свыше – «и нечего тут судить». Люди рождались во лжи, жили с нею и умирали так же.

Похоже, здесь требовалось нечто большее, чем Нюрнберг или Гаага (международный уголовный суд). Некая мутация, что ли? «Метафизическая мутация, – записал Ослик на корешке „Происхождения видов“, – пожалуй, единственная возможность восполнить недостаток сознания».

Наконец-то их поезд прибыл в Красноярск.

Довольно красивый вокзал, но ни киоска, ни бабушки с огурцом здесь не было. На платформе ошивались человек пять бездомных, да трепетались на ветру чёрно-коричневые ленты, привязанные то там, то сям к выступающим предметам. Бросалось в глаза также граффити на заборе: контуры Красноярской ГЭС на фоне реющего триколора и надписью внизу: «ПУТИН, РОССИЯ, ПРОГРЕСС». Над ГЭС простиралось бескрайнее небо, а в космосе летали (и кружились) спутники связи.

Выйдя из вагона, Ослик потянулся, подошел к валяющемуся у приступка человеку и спросил, как он тут?

– А вам-то какое дело? – ответил вопросом на вопрос мужчина. Совсем не старый ещё мужчина (лет 35, судя по манерам) и провонявшийся чесноком.

И то правда. Какое ему на фиг дело? Не зря Чарльз Дарвин никак не решался на публикацию «Происхождения видов» – а не убьёт ли он Бога? Нет, не убьёт. Коммунисты в СССР, к примеру, очень надеялись на это и даже популяризировали дарвинизм как учение, и что ж? Едва Ослик отошёл, бездомный перекрестился, напел молитву и, «поджав хвост», переключился на своё.

В который раз уже Генри убеждался: русский человек, как никто другой, ощущает себя прежде всего животным, а Бог в представлении русского того и хотел. В немалой степени такому представлению способствовала и РПЦ. Будучи de facto неотъемлемой частью государства, РПЦ заботила не столько вера в Иисуса Христа, сколько во Владимира Путина. «Сукин» же, как ни в чём не бывало, отрицал слияние государства с церковью, настаивал на светскости РФ и вообще «ходил в белом». Молитесь кому хотите, короче.