МУХОВ. Ну. Решили. И дальше что?

МГЛОВА. Дальше? Наняла я одного там с длинным кузовом и отвезла Крюксону холодильник.

МУХОВ. Деньги он заплатил тебе?

МГЛОВА. Какие деньги за такое старье…

МУХОВ. Значит, ты подарила ему холодильник?

Мглова раздраженно пожимает плечами.

МУХОВ. Встань ровно и отвечай: подарила ты Крюксону холодильник или нет?

МГЛОВА. Ну, подарила!

МУХОВ. Так я и думал… Так и знал… Такому человеку… Старый холодильник… Генварёв, завари ей шоколаду…

ГЕНВАРЁВ (напугался). Паш, да ты что, Паш, не надо, Паш…

МГЛОВА. Я не люблю горячий шоколад.

МУХОВ. А вот Крюксона, душенька, никто не спрашивал, любит ли он, когда всякие фифы дарят ему старые холодильники… Генварёв, шоколаду!

Генварёв протягивает чашку шоколаду, Мглова сопротивляется, трепыхается, Мухов и Генварёв вливают ей в рот глоток шоколаду, она перестает трепыхаться, умолкает, обмякает, двое опускают ее на диван. Мглова лежит на диване без признаков жизни. Генварёв и Мухов смотрят на нее.

МУХОВ. Наконец-то отстанет со своим Пушкиным.

Пауза. Генварёв глядит в окно.

ГЕНВАРЁВ. Сейчас снег пойдёт.

МУХОВ. Да вроде не объявляли…

Опять пауза. Генварёв смотрит на тело Мгловой.

ГЕНВАРЁВ. Пожалуй, правильно. Приличный человек должен умереть в молодости.

МУХОВ. Мало того что бросила парня, в душу ему наплевала, так ещё и холодильник подарила вдогонку, чтобы уж вконец растоптать. Покойся, милая, до радостного утра…

ГЕНВАРЁВ. Нет, смолоду умереть — это совсем не то что в старости. Ну, допустим, помер ты уже в летах, и что? Припрется к тебе на похороны всякое старпёрство, полтора человека, и будут нудить… А так — соберутся друзья, выставят тебе на отходняк ящик шампанского по православному обычаю… Будь я сейчас молодым, непременно бы умер.

МУХОВ. Крюксон, бедный Крюксон, такой человек, чистое сердце, такой классный парень! Как он сидел в своей квартире, один на один с дарёным холодильником, который отвратительно жужжит… И никого нет — ни в квартире, ни в холодильнике. Или есть? В холодильнике сидят только плавленый сырок «Дружба» и маленькая бутылка пива. Они дрожат от холода. «Я люблю вас», — шепчет маленькая бутылка пива. Но сырок не отвечает, потому что он старый и глухой. Или бутылка пива ничего не говорит, потому что она заграничная и не знает по-русски?

Мухов умолкает и тихо печалится. Генварёв, утешая, похлопывает его по плечу.

МУХОВ. Ну, Бог с ними со всеми, ничего не попишешь, чего уж там, Генварёв, с Новым годом, давай выпьем…

Выпивают.

МУХОВ. Он ведь её королевой считал! (Запальчиво обращается к бездыханному телу Мгловой.) Он же королевой тебя считал, кочерга!

ГЕНВАРЁВ. Я вот давно хотел спросить тебя, Паша. Ты зачем вообще на Фросе женился?

МУХОВ. А чтобы Гириной неповадно было… Когда меня Гирина кинула, я же сам не свой был… Иду раз по Яузскому бульвару вниз и думаю: на ком бы жениться, чтобы Гириной насолить? А тут навстречу как раз эта чума гребёт. Ой, здравствуй, Паша. Ну здравствуй, душенька. А сам думаю: дай-ка я на ней женюсь, вот Гирина-то изведётся! И думаю, надо что-то хорошее сказать, ну, подъехать как-то, и говорю: какие у тебя, Фрося, хорошенькие ушки, выходи за меня! Хвать её на руки при всём честном народе и потащил вниз по Яузскому… Чуть не надорвался.

ГЕНВАРЁВ. А она что?

МУХОВ. А она плакала у меня на руках и говорила, что она недостойна и что влюбилась в меня ещё в детском саду…

ГЕНВАРЁВ. Нет, Гирина что?

МУХОВ. Гирина в Америку уехала. Стажироваться. И вот я теперь кричу ей через океан: «Эй! Гирина! Трепещи! Ревнуй! Страдай! Я женат! На Мгловой! У нее котлеты изо рта вываливаются, и компот в том числе…»

Пауза.

МУХОВ. Господи, как мне фигово было, когда Гирина меня кинула. Я же спать не мог, не мог спать, я спать боялся, потому что вдруг мне во сне приснится, что Гирина снова со мной, а потом просыпаться — такой облом… Я спать не мог, я все ночные клубы обегал, я только и делал, что трахался, трахался, трахался… И трахался, и трахался, а потом опять трахался…

Генварёв утешает и утихомиривает Мухова.

МУХОВ. Странно. Вот я вроде писатель… А сегодня поутру пять раз подряд не мог написать слово «балалайка»… Всё запутывался в этих «ла-ла»…

ГЕНВАРЁВ. А зачем тебе писать слово «балалайка»? Напиши лучше, как живёт наш брат учитель…

МУХОВ. Славный ты парень, Генварёв… И ничего, что ты читать не умеешь. Это даже здорово. Зато у тебя тонкие, красивые, как у музыканта, пальцы, ты умеешь орудовать сапёрной лопаткой, знаешь, как вести себя при массовых беспорядках и как уцелеть в случае эпидемии чумы… И свои знания ты передаешь детям… И это прекрасно! Учитель по основам безопасности жизни — это гордо, прекрасно звучит!