В этот вечер они напились. Девушки куда-то исчезли. Илья дотащил полуживого Юру в свою квартиру, где тот, не приходя в себя, заснул на диване. Благо, на следующий день было воскресенье.

XVI. Министр по делам православия (апрель)

Президент Иванов возвращался домой со всенощной. Нельзя сказать, что он чувствовал себя неловко, но какая-то неоформившаяся мысль засела в голове. Ему не удавалось ни сформулировать ее, ни избавиться от нее. Он вошел в прихожую. Услышав звук открывающейся двери, в прихожую вышла жена.

— Христос воскресе, — сказала она.

— Воистину воскресе, — ответил он, улыбаясь, обнял и поцеловал ее. Он принял эту простенькую хитрость жены быть ближе, прикоснуться к нему, поцеловать. — Христосоваться завтра будем.

— Но ведь сегодня уже завтра.

Он ничего не ответил, только устало улыбнулся.

— Ты ужинать будешь, мой президент? — спросила Валентина.

— Нет, я уже поужинал.

— Давай чайку попьем? Я сейчас поставлю.

Время от времени Александр чувствовал приливы нежности к жене. Обычно он уделял ей мало внимания, бывая с утра до вечера на работе. Домой приходил усталый и все равно не мог уйти от мыслей о делах.

Иногда она была назойлива, и тогда он закрывался в своей комнате. Иногда молчала, стараясь не беспокоить его, и он спрашивал, не звонили ли дети, как у них дела, и слышал в ответ: «Ничего особенного» или «Все нормально».

Иногда Валентине казалось, что муж невнимателен к ней, это чувство копилось в ней неделями, и наконец она обижалась на него, почти не разговаривала с ним и демонстративно старалась не замечать. Но это была скорее демонстрация для себя, потому что он, похоже, не видел ее протестов — для президента тишина в доме была обычной домашней тишиной.

Такие отношения установились задолго до того, как Александр Васильевич стал президентом, но в последние годы внимание, уделяемое им жене, можно было исчислить минутами. В эти минуты он жалел ее. Жалел, потому что недодал ей любви и ласки, которые обещал когда-то, жалел, потому что ее карьера, ее жизнь были принесены в жертву ему, потому что все ее возможности и способности не были использованы и не будут использованы никогда. Ему становилось грустно, это было какое-то по-детски светлое чувство жалости, вызванное не какими-то реальными обстоятельствами, а просто потребностью жалеть. В такие минуты он даже думал о том, что, может быть, она была бы счастлива с каким-то другим человеком. Он наполнил бы солнечным светом ее существование домохозяйки… Но мысли о другом человеке он не мог и допустить. В такие минуты он считал обязательным сказать ей что-нибудь ласковое, улыбнуться, поцеловать.

Президент пошел в ванную и долго там плескался, пока жена не позвала его.

— Сейчас! — крикнул он.

Потом они молча пили чай.

— Саш, — вдруг сказала Валентина. — Зачем ты ходил на всенощную, ты же не веришь в Бога?

— Ты что, в религию ударилась? — спросил в ответ президент.

— Да нет, просто я сейчас читаю Сорокина.

— Это кто? — сразу насторожился президент, перебирая в уме знакомые фамилии.

— Это гуманист и философ начала века.

— А-а, — успокоился президент.

— Ведь моя обязанность, как жены президента, благотворительность и покровительство искусству, — произнесла Валентина со странной смесью грусти и сарказма в голосе.

— Ну и что?

— Во всем этом есть какая-то неискренность… Элемент шоу, что ли…

— Да, и шоу в том числе. Это, во-первых, традиция, преемственность, во-вторых, это нравится избирателям. — Он как будто повторял чужие формулировки.

— Я не уверена, что сейчас это так.

— Это — так. Так надо, — сказал он без излишней жесткости в голосе, но достаточно твердо, чтобы дать понять, что разговор окончен.

И уже ложась спать, понял, что жена сказала что-то важное, что-то созвучное той мысли, которая не давала ему покоя после церковной службы.

Ему никогда не нравилась эта обязанность стоять со свечой в церкви, когда все вокруг понимают, что он человек далеко не набожный. В этом было какое-то противоречие между общим комсомольским прошлым его поколения и таинством искренней религиозности. Существование самих ВИП-отделов церквей, созданных во многих храмах, казалось, противоречило духу христианства и не укрепляло имидж власти среди верующих. «А верующих становится все больше, — думал он, засыпая. — Надо встретиться с пиарщиками».

На следующий день он попросил секретаря пригласить к нему вечером Маковского и патриарха… «Нет, патриарха не надо. Пригласи его на завтра. И соедини меня сейчас с Маковским».

— Здравствуйте, Александр Васильевич. — Маковский пересек кремлевский кабинет президента от двери к длинному столу, с обеих сторон которого стояли позолоченные, обитые зеленым бархатом кресла. За Маковским шел худощавый шатен лет тридцати в очках на тонком носу.

— Здравствуй, — ответил президент, пожимая руку Маковскому.