— К Барыкину?

— Нет, врать не буду. Я нашла его на условленном месте и сказала, чтоб шел в сторожку и ждал. Мне одно дельце надо было уладить.

— И долго вы его улаживали?

— Минут двадцать заняло. В десять я отбыла.

— А выстрел в лесу слыхали?

— Слыхала. Не глухая. Первым Костя меня из Дома вызвал. А вторым приветствовал, когда я у сторожки появилась. Салют в мою честь, так он сказал.

— И в какое же время он прозвучал?

— В десять. Я уже была на месте.

— А кто это может подтвердить?

Раиса помялась, а потом, решив, видимо, открыто говорить всю правду, заявила:

— Кто, кто… Да Клычев. Мы с ним отношения выясняли в его вагончике. Замуж звал, а я отказалась. В десять ровно от него убежала, он подтвердит.

— Хорошо… — подумав, сказал Трушин. — А откуда тогда в кармане куртки Святского оказался вот этот бумажный пыж?..

Следователь достал из стола спрессованный комок бумаги и теперь держал его двумя пальцами, как мастер по очкам держит цейсовское стекло, а ювелир — ценный камень.

Раиса хмыкнула, но тут же, вспомнив о печальных обстоятельствах, которые привели ее сюда, к следователю, посерьезнела, ответила четко:

— Это Костька в Святского еще неделю назад пульнул. Возле столовой. Это вам, говорит, за выговорешник, который вы мне влепили ни за что ни про что. А Григорий Трофимович бумажку спрятал: мол, вещественное доказательство хулиганского поступка. Еще погрозил кулаком: «Уймись, баламут, а то добьюсь того, что ружье отберут да еще штраф наложат».

— Что, и свидетели этой некрасивой сцены есть? — спросил Трушин. Он чувствовал, будто гора свалилась с его плеч. Кажется, Барыкин тут не виноват. Хулиган, бузотер — да. Но ведь не убийца же…

Но радоваться ему довелось недолго. Явился лейтенант Жучков и торжественно возложил на стол перед следователем котомку.

— Где взял? — спросил Трушин.

— Под сиденьем лесовоза, на котором гоняет Барыкин.

— А что в котомке?

Жучков взял котомку и, перевернув, вытряхнул на стол содержимое. Все охнули. По глянцевой поверхности стола рассыпались пачки денег.

Раиса побледнела и без сил опустилась на услужливо пододвинутый ей лейтенантом стул.

Неожиданно по поселку разнеслась весть. Нашелся человек, который видел убийцу. Бригадир Олег Клычев. К нему привели следы, оставленные под окном конторы рифлеными подошвами японских сапог. Без особого труда удалось выяснить: такие сапоги есть только у одного человека. У Клычева. Трушин тотчас же допросил его.

Странно было видеть этого крепкого, в высшей степени самоуверенного человека испуганным и растерянным. События последних дней выбили его из колеи. Первое из них — решительный отказ Раисы Сметаниной от предложения руки и сердца. В глубине души он полагал, что, соглашаясь жениться на ней, идет на большую жертву.

И вот оказывается, что она любит этого пацана Барыкина, а его, Клычева, чуть ли не презирает.

Он еще не успел оправиться от этого удара, а тут ошеломляющее известие о двух смертях. И надо же так случиться, что он, Клычев, оказался вблизи конторы как раз в тот момент, когда там вот-вот должны были произойти роковые события. У него разламывалась от мыслей голова. Что делать? Бежать к следователю и сообщить о сцене, увиденной сквозь просвет между шторами, или притаиться и ждать, наблюдая за тем, как будут развиваться события дальше? Он выбрал второе. Но следы, оставленные проклятыми пижонскими сапогами, быстро вывели на него лейтенанта Жучкова.

В глубине души у Клычева гнездился страх. А что, если его заподозрят в убийстве? Легко попасть под подозрение, а вот попробуй вырваться из цепких лап следствия!

Бледнея и краснея, Клычев выложил Трушину все. И о сцене в вагончике, закончившейся бегством его бывшей возлюбленной, и о возникшем у него желании немедля объясниться со Святским, что и привело его под окна конторы. И даже о малодушном решении не обнаруживать перед следствием факта своего случайного присутствия на месте преступления.

— Вы хорошо разглядели человека, которому Святский вручил, по вашим словам, круглую сумму денег?

Клычев облизал языком пересохшие губы и кивнул.

— Кто это был?

Клычев молчал.

— Кто-то из ваших знакомых?

— Да…

— Друзей?

— Нет, наоборот. Скажут, что я оговариваю человека, которого не люблю.

— И все-таки вам придется сказать…

— Вяткин…

— Он, насколько я знаю, относится к числу людей, во всем поддерживающих главного инженера. Это так?