Шрифт:
— Идите и приступайте к работе. Даю вам десять дней.
Гринько выпрямился, как будто огромный груз упал с его плеч.
— Будет сделано, товарищ генерал-лейтенант! — воскликнул он. На измученном лице появилось нечто вроде улыбки.
— Это еще не все неприятности на сегодняшний день, — покашляв, произнес Волков. — Вы, Николай Егорович, как мне стало известно, довольно близко сошлись с одной молодой женщиной. Кажется, ее фамилия Сметанина…
Гринько вскочил, и по лицу его пошли пятна, он воскликнул:
— Товарищ генерал! Это сугубо личное дело, и я прошу…
— Сядьте, сядьте, Гринько, — сказал Волков. — Поверьте, никто не собирается вмешиваться в вашу личную жизнь. Но тут вот какое обстоятельство…
Изложив как можно более деликатно историю о полученной Сметаниной записке и часах с «начинкой», он затем твердо сказал:
— Николай Егорович, хочу, чтобы вы поняли. Сметанина сама нам сообщила о полученной записке. Этот факт говорит о многом. Мы думаем, что она ничего не знает о передатчике в часах.
— Так давайте ее спросим!
— Нет. Спрашивать мы ее сейчас ни о чем не будем. И вы не должны подавать вида, что вам что-либо известно. Не исключено, что ваша подруга слышала от вас дату запуска.
Гринько покраснел, и генерал понял, что попал в цель.
— Это даже хорошо, — великодушно произнес он. — Надо только, чтобы она ничего не знала о возникших сложностях и о переносе даты запуска. Вы должны вести себя так, как будто по горло заняты подготовкой к двадцать пятому. Мол, потом станет легче.
— Товарищ генерал! Мне не хотелось бы начинать свою жизнь с Раисой со лжи, недоверия…
Волков вышел из-за стола, подошел к Гринько и дотронулся до его руки.
— Это только в романах гладко бывает, — со вздохом сказал он. — А в жизни все грубее и сложнее. Поверьте мне, пожилому человеку. На вашу долю, я имею в виду вас и Сметанину, выпало тяжелое испытание. От того, как вы его выдержите, зависит вся ваша дальнейшая жизнь. Действуйте, как я вам сказал. Ваше счастье — в ваших руках.
После ухода Гринько генерал-лейтенанту позвонил начальник особого отдела Хрустов и сообщил:
— У восточных берегов отмечена высокая активность американских разведывательных средств. В нейтральных водах — корабли, подводные лодки, в небе — самолеты. Заправляются прямо в воздухе, боятся пропустить главный момент в испытании.
— Пронюхали, черти, — ответил Волков.
Положив трубку на рычажки, он погрузился в глубокую задумчивость. Потом вызвал секретаршу, попросил принести стакан горячего чая с лимоном и заказать разговор с главкомом.
— Сначала чай, а потом разговор.
Ему еще нужно было время, чтобы додумать одну мысль до конца и решиться на предложение, которое он собирается сделать командующему,
Спас «на крови»
Северное короткое лето шло к концу. А Косте Барыкину казалось, что это идет к концу его собственная неудавшаяся жизнь. Он наклонился над бочкой, чтобы пригладить разлохматившиеся волосы дождевой водой, смахнул рукой пожухлый кленовый лист и замер, увидев в водяном зеркале свое отражение. Лицо его тоже было желтое, пожухлое, под стать листу. Куда девалась его беззаботная молодость, его веселье. Если по совести говорить, то и прежде причин для веселья мало было. Жизнь его не заладилась с самого начала. Все время хотелось чего-то большого, а жизнь подсовывала все время какую-то мелочь, дрянь, вот он и сбился с шага, а там понесло-поехало. Непутевые дружки да водка сделали остальное. Он уже давно жил так, когда достаточно сделать еще одно неверное движение и покатишься под откос.
Только и света в окошке, что Рая… Каким-то образом ему удалось затронуть потаенные струны ее души, она отозвалась, и небывалое счастье обрушилось на Костю. Правда, ни на минуту не оставляла его проклятая мысль о нечаянности и недолговечности того, что досталось на его долю. Но он старался не думать о будущем, жить одним днем. Сколько ему осталось, этих дней?
И вот — свершилось: судьба затянула-таки петлю на его шее.
Он был в Северогорске у матери, когда с помощью какого-то мальца механик Зубов вызвал Костю в проходной двор и сообщил страшную новость: сгинули и его супротивник главный инженер Святский, и его приятель старик Сидоркин, да к тому же из конторского сейфа похищены большие деньги.
— Кто же это сделал? — спросил он.
— Как кто? Все в один голос — ты.
— Я-то тут при чем?! — холодея от ужаса, от охватившего предчувствия неотвратимой опасности, воскликнул Костя.
Но Зубов, не глядя на парня, сказал как отрубил:
— Всё на тебе сошлось. В твоем Камазе деньги нашли. Так они из тех, из конторских. И Святский на тебе — ты же ему прилюдно угрожал, все слышали. Мой совет тебе, парень: беги. А не то закатают на пятнадцать лет, а глядишь, и высшую меру могут дать. Да только есть ли, куда бежать?