Шрифт:
XIX
Съезд в Москве прошел на диво! Богачи весьма ретиво Повели свои дела. Вот комедия была! Перед их враждебным станом Распинались Либер с Даном, Меньшевистские «вожди» – От козла удою жди!:. Видно птицу по полету. Буржуазному помету, Лебезя и так и сяк, Тож поклонится не всяк. И эсеров брали корчи, Но, как зуб от давней порчи, Стыд у них пропал давно: Пели с Даном заодно! «Либердан»
(Подхалимский танец)
Пред военным барабаном, Мастера на штучки, Танцевали Либер с Даном, Взявшися за ручки. «Либердан!» – «Либердан!» Счету нет коленцам. Если стыд кому и дан, То не отщепенцам! Милюков кричал им браво И свистел на флейте: «Жарьте вправо, вправо, вправо! Пяток не жалейте!» «Либердан!» – «Либердан!» Рассуждая здраво, Самый лучший будет план: Танцевать направо! На Москве устроив танцы Сообща с врагами, До упаду либерданцы Дрыгали ногами. «Либердан!» – «Либердан!» Что же вы, ребятки? Баре сели в шарабан. Живо, на запятки!Часть пятая
Большевистский Октябрь*
I
Ванин взвод пошел в наряд. Целый где-то там отряд Большевистский арестован. Ваня был командирован Отвести его в тюрьму. Кто ж в отряде том ему На глаза попался первым? Точно молния, по нервам Пронизала Ваню дрожь: «Клим!.. Голубчик!.. Узнаешь?..» «Узнаю». – «Теперь я понял! – Пот холодный Ваню пронял. – Так о „Правде“ воронье Нам накаркало вранье?!» Клим Ванюшку глазом смерил: «Что же ты? Ужель поверил?» Весь зардевшись от стыда, Ваня молвил: «Никогда!» Клим Ванюше подал руку: «Вот, прочти-ка эту штуку!» «Клим, ты скажешь всем своим: Мы за правду постоим!!» Разрыв-трава
(Большевистская сказка, переданная Климом Ване)
Батрак Лука не спал ночей, Одолевали парня думы: «Люд бедный, городской, – в когтях у богачей, Деревней правят толстосумы. Куда ни кинешься, все нет для голытьбы Иной судьбы: Какой-то черт ее трудом и сыт и гладок, А ей – на все запрет и ко всему заслон. Что ж это за такой закон? И кто завел такой порядок? По праздникам не раз, положим, поп Ипат Увещевал народ с амвона Словами божьего закона: „Не зарьтесь, мол, на тех, кто в мире сем богат, Не ополчайтесь брат на брата! В загробной жизни ждет всех богачей расплата…“ Слеза в глазах, и крест – в руках, И голос – с этакою дрожью, А явно отдает от проповеди ложью. У самого попа порыться в сундуках, – Поди-кося, не все там по закону божью! Вот батрака возьми – к примеру, хоть меня: И руки будто есть, и голова на месте, А в жизни я меж тем не знал такого дня, Когда бы не был я рад смерти, что невесте. К работе ль я ленив? Работа ль мне невмочь? Нет, я б работал день и ночь И вынес всякую б работу. Но если б строиться я возымел охоту, – Замок-то есть, да нет ключа! И камни и леса, всё – в лапах богача! На пашне бы своей не пожалел я поту, Да пашни-то и нет. Явившися на свет, Все лучшие угодья Нашел я где? В руках дворянского отродья! Иль почему бы мне не сделаться ткачом? Но лен ли, конопля ль, овечье ли то стадо – Все, все присвоено проклятым богачом! Что ж остается мне? За что мне браться надо? И одному ли мне? Один ли я пойду к грабителям с поклоном? Под гнетом богачей в родимой стороне Весь люд убогий стонет стоном. Так это божьим, что ль, утверждено законом?!» Покою не было с тех дум у батрака, И крепко мысль ему одна тогда запала. В ночь под Ивана под Купала, Чистенько обрядясь, в лес двинулся Лука. «Жив, – порешил он так, – не буду, – Для счастья общего не жаль мне головы! – А в эту ночь я раздобуду Заветный цвет разрыв-травы!» В ночную темь, по рвам, по кочкам, по бурьяну Шагал батрак. В глуши лесной Набрел на тихую поляну. Там, место выискав под старою сосной, Три круга очертил и с верою живою Платочек разостлал перед разрыв-травою. Покрылся у Луки холодным потом лоб, – То в жар его всего кидало, то в озноб, – Молитвы бормоча, дрожа от нетерпенья, Он ждал чудесного цветенья. Ждал, твердо веруя, что есть, Есть сила дивная в волшебном, тайном цвете! О, если бы ему с собой тот цвет унесть, – Перевернул он все б на свете! Прибравши клады все к рукам, Он их бы роздал беднякам, – Всем, кто морит себя работой подневольной, Кто множит прихотью чужой число калек, Кто к счастью весь свой скорбный век Бредет, кряхтя, тропой окольной. И крикнул бы Лука: «Гей, горе-голытьба! В твоих руках твоя судьба. Злой власти богачей ты не потерпишь боле. В запряжке каторжной уж не согнешь горба: Под небом все – твое: вода, и лес, и поле! Избавясь от нужды проклятой, вековой, Отныне можешь ты, люд черный, трудовой, В трудах и в радостях друг с другом в общей доле Жить на своей на полной воле!» Упал в слезах Лука перед разрыв-травой, – На сердце стало парню худо, – От духоты ночной кружилась голова. Тут – ровно ополночь – в лесу свершилось чудо: В короткий миг разрыв-трава Пред парнем бледным и безгласным Вся расцвела цветеньем ясным, – И, словно звездочки, стал за цветком цветок Роняться тихо на платок. Крест сотворивши троекратный И завязавши цвет заветный в узелок, Батрак пустился в путь обратный. Идет. А сердце ёк да ёк. И вот – отколь взялось и где все раньше было? Лес грозно зашумел, зверье вокруг завыло, Вверху закаркало лихое воронье, Внизу заползали и зашипели гады: «Брось узел!» – «Брось!» – «Оставь Нам прежнее житье!» «Зальются кровью наши клады!» Сжимая узелок дрожащею рукой, Лука все шел, а за Лукой Неслися вихрем ведьмы, черти: «Брось узел!» – «Чьей ты хочешь смерти?» «Прольется кровь!» – «Народ восстанет на народ!» «На сыновей пойдут отцы, на братьев братья!» Творя молитвы и заклятья, Лука все шел с узлом вперед. А вой все рос: «Куда ты?» «Куда ты?» И стали обгонять тут батрака солдаты: «Прощай! За клады нас всех гонят умирать!» Навстречу им – другая рать. Сошлись. Блеснул огонь. В тела вонзились пики. Покрылось поле все кровавой пеленой. Вокруг Луки неслись проклятья, стоны, крики: «Ты нашей гибели виной!» Тут наважденье все вмиг, как рукой, убрало. Глядит Лука: никак, уж солнце заиграло Над деревушкою родной! Но не успел еще он отойти от страху, Вдруг кто-то у него как ухнет за спиной Да плетью по руке как стеганет с размаху! Глаза застлало у Луки, И не заметил он, как из его руки, От боли онемелой, Пал наземь узел белый. Опомнившись, батрак рванулся в бой с врагом. Ан, смотрит, перед ним нет ни врага, ни цвета: Все тот же темный лес, и никого кругом; Все та ж глухая ночь, и не видать рассвета! Товарищи! Друзья! В тяжелый чае, когда Вся мироедская на нас идет орда, Пытаясь нас сразить не силой – клеветою, Ужели дрогнем мы, отступим хоть яа шаг? Ужель допустим, чтобы враг Нас попирал своей пятою? Пусть заклеймила нас продажная молва, Пускай со всех сторон на нас враги насели, – Что ж! Мы покажем им, что наша мощь жива, Что все еще в руках у нас разрыв-трава – Вождями нашими указанные цели, Что, наподобие Луки, Мы духом не падем, надежд не похороним, Что под ударами не разожмем руки И наших лозунгов на землю не уроним} Последних слов еще не изрекла судьба. Пусть все решит борьба!.. II
Лист валится, травка вянет, Холодком осенним тянет. Час – под озимь уж пахать, А про землю не слыхать. В деревушке – сход за сходом: «Долго ль будут над народом Измываться господа?» «Не толкнуться ль нам куда?» Порешили все согласно: Чтобы сразу стало ясно, Кто стоит за мужика, Выбрать в Питер ходока. «Тит, кати. Мужик ты дельный. Там, на месте, в срок недельный Разберись во всем как след, Что нам в пользу, что – во вред? Обойди там все Советы, Все Советы, Комитеты. Потолкайся, расспроси: Что творится на Руси? Правду ль бают, что эсеры – Продувные лицемеры, Что их речи – пустозвон И что надо гнать их вон?» III
Три недели ждали Тита. «Вот, поди ж ты, волокита!» Толковали так и сяк: «Тоже дело не пустяк – В день не справишься, понятно!» Как вернулся Тит обратно, То-то был переполох! Бедный Тит чуть не оглох. В нетерпении великом Все кругом кричали криком. Рвали Тита за бока, Торопили мужика: «Не томи ты, ради бога!» «Нас брала уже тревога!» «Чуть не месяц пропадал!» «Где ты был и что видал?» IV
«Ошалели все вы, право! – Усмехнулся Тит лукаво. – Дайте узел развязать, Есть тут, что вам показать. Вот газеты. Вот книжонки. Не на ваши все деньжонки, Не эсеры дали, нет. Большевицкий Комитет! Об эсерах что калякать – Не народ, а просто слякоть! Говорят да говорят Восемь месяцев подряд, Подпевают живоглотам, Все выходит, как по нотам. Иль, сказать верней всего: Не выходит ничего! V
Был я в ихнем совещанье, Даже плюнул на прощанье! Все про ленинцев орут, Что в Советы больно прут. Большевицкая зараза Фронт разъела, как проказа: Дисциплины никакой, Хоть на все махни рукой! То же, дескать, с мужиками: Стали сплошь большевиками. В дрожь кидает по утрам От газетных телеграмм. Мужики, лишась терпенья, Всюду стали брать именья, Делят землю меж собой, Кое-где пошел разбой. Грабят барские пожитки, Разбирают все до нитки; Жгут помещичьи дома, – Вот она, какая тьма! Разыгрались злые страсти, Все спасенье в твердой власти. Обуздать должно скорей Всех советских бунтарей. Бунтом пахнет. Есть приметы, Обнаглели все Советы. Коль по шапке им не дать, То добра, мол, не видать!»