Рядом с Канальей кучковались пятеро его прихлебателей.

— Этот? — небрежно ткнув пальцем в Гвоздя, спросил Каналья у одного из приспешников.

— Он самый и есть, — ответил здоровяк баскетбольного роста. — Гвоздем прозывается.

— Гвоздь, значит? Неплохо. Слушай сюда, Гвоздь! Мы тут с братками покумекали на досуге и решили, что тебе на воле деньжата не помешают. До светлого коммунистического завтра еще далеко, и деньги вряд ли отменят за те сто дней, что тебе осталось здесь куковать.

Первым на шутку Канальи отреагировал «баскетболист», а потом засмеялись и все остальные.

— А что, я ничего… — пробормотал Гвоздь, искоса наблюдая за тем, как Каналья, отпив из кружки драгоценного чифиря, пустил ее по кругу.

— Слушай сюда, Гвоздь! — продолжил Каналья, когда в каптерке снова воцарилась полная тишина. — От «кума» на освобождение ты получишь двадцать пять рублей. Больше начальник тебе все равно не даст. Зато я дам побольше. Ты получишь от меня еще полсотни, если, конечно, сделаешь то, что я скажу…

— А что надо сделать? — набравшись смелости, переступил с ноги на ногу Гвоздь.

— Об этом узнаешь позже. А пока живи хорошо. Вы меня поняли? — снова повернул голову в сторону «баскетболиста» Каналья.

И Гвоздь с той поры зажил в зоне, как кум королю. Больше никто даже не пытался поживиться за его счет.

За день до освобождения Гвоздя снова вызвал в контору Каналья и прямо, без обиняков, заявил:

— Тебя завтра повезут на автовокзал и посадят в автобус. Ты проедешь на нем одну остановку, вылезешь из автобуса и пройдешь до деревянного моста через речку Потня. Залезешь под мост и увидишь там большую яму. В яме закопан рюкзак и деньги. Пятьдесят рублей возьмешь себе, а на остальные купишь десять бутылок водки и двадцать пачек чая. Все это добро сложишь в рюкзак и отнесешь обратно под мост. И учти, Гвоздь! Если не сделаешь этого, то пожалеешь, что на свет Божий уродился таким дураком. Понял? Я тебя, гниду, тогда из-под земли достану!..

Следующее утро Гвоздь встретил на свободе. А дальше произошло вот что. Добравшись до старого деревянного моста через неширокую лесную речушку Потня, Гвоздь отыскал свежевыкопанную яму под мостом у самой воды, а там потертый рюкзак, в котором, кроме завернутых в газету денег, не нашлось больше ничего. До этого самого момента Гвоздь даже и не помышлял обмануть доверие Канальи, но как только в его пальцах зашелестели денежные купюры, в него словно бес вселился. «А вот хрен тебе, а не водка с чифирем! — пробормотал Гвоздь, забирая с собой и деньги, и рюкзак. — Мне эта сотня самому пригодится. Надо будет обмыть свое освобождение…»

Зековской сотни хватило Гвоздю ровно на две недели, а потом пришлось подумать-позаботиться об устройстве на работу. Ему и повезло еще раз: Гвоздь устроился уборщиком на одном из колхозных рынков в Москве. Тогда он ни сном ни духом не предполагал, что на этом рынке, как и на многих других, промышляют люди Мехлиева. Того самого Мехлиева, который однажды уже посадил неповинного Гвоздя за кражу со своей дачи. До второй «ходки» Гвоздю оставались считанные дни…

Гвоздь открыл глаза и со страхом уставился в небритое лицо человека, склонившегося над ним. На минуту ему почудилось, что он снова в зоне и Каналья наконец добрался до него, чтобы привести в исполнение свои угрозы. Но нет! Слава Богу, это был не Каналья, а тот здоровяк, что занял в камере задержанных всю скамейку.

— Ты кто? — спросил он, тряся Гвоздя за воротник. — Мы где?..

Приглядевшись внимательнее к сокамернику, Гвоздь сообразил, что тот накачался наркотой.

— В ментовке мы, сынок! — сказал Гвоздь, высвобождаясь из рук наркоши. — Повязали нас мусора не пойми за что…

— Суки легавые! — заорал наркоша, бегая по камере. — Не имеете права! Я живу в свободной стране!

Покричав и побегав, наркоша наконец утомился и снова разлегся на скамье. Молчал он минут пять. Но стоило только Гвоздю прикрыть глаза, как наркоша позвал его:

— Эй, мужик! У тебя курево есть?

— Да ты что, паря? Какое курево? Все при шмоне отобрали. Да и не курю я уже, «тубик» у меня…

— Не, «тубик» я еще не пробовал, — не понял Гвоздя наркоша. — Мне больше «винт» по душе или «чернушка». Могу за милую душу и «забить косяк»…

Услышав последнюю фразу, Гвоздь сообразил, что наркоша говорит о папиросах с анашой. Значит, «винт» и «чернушка» тоже какие-то наркотики. Сам Гвоздь был не знаком со всеми этими названиями, поскольку наркотиками никогда не увлекался.

— За что же легавые меня повязали? — пытался тем временем припомнить наркоша. — Так… Я затоварился дозой «герба» за триста пятьдесят тысяч у одного барыги на дому. Принял на грудь и захорошел. Понравилось, но показалось мало. А у меня деньги были Вовчиковы. Много денег! Тогда я опять смотался к тому же барыге и откупил у него грамм героина. Всего в нем тридцать доз. Думал, этого мне надолго хватит. А тут эти чертовы архаровцы откуда-то налетели, повязали… Все ясно! Будут теперь статью шить за торговлю наркотиками… Плохи мои дела!