Кларри видела, как сестра истязает себя страхами и сомнениями, и не имела возможности облегчить ее страдания. Никакие слова не могли принести Олив успокоения, и никто, даже ее любимые дети, казалось, не в состоянии были утешить ее в горе. И без того худая, она почти перестала есть. Олив не спала и с трудом поднималась по лестнице.

И снова Кларри подставила свое плечо, поддерживая Олив и ее семью. Дети стали капризничать, то рыдая, то чрезмерно возбуждаясь во время игр. Кларри с жалостью наблюдала за тем, как они пытаются найти подход к своей отчужденной, молчаливой матери и усталой, нередко раздраженной тетке.

Лекси и Айна оказывали неоценимую помощь, развлекая детей во время школьных каникул и шутками остужая Кларри, когда она становилась чрезмерно вспыльчивой.

К счастью, чайную удалось выкупить быстро и без осложнений. Берти, как обычно, действовал с помощью писем. Кларри получила извещение о продаже заведения новому владельцу, фирме под названием «Стэйбл трейдинг». Она улыбнулась завуалированной шутке Уилла. Это был намек как на их общую любовь к верховой езде, так и на возвращение к устойчивому положению в бизнесе[30]. Она написала ему письмо, выражая благодарность и обещая работать с удвоенным усердием, чтобы оправдать его капиталовложение.

В середине августа появились новости о крупном контрнаступлении сил Антанты и Олив получила весть о том, что Джек жив.

— Он в плену, — сказала она, показывая Кларри письмо из Красного Креста.

— Слава Богу! — воскликнула Кларри, бросаясь обнимать сестру.

Но Олив продолжала сидеть, сцепив руки на коленях.

— Не за что Его славить, — возразила она горько. — Я знаю, что Джек не вернется ко мне.

С наступлением осени в душах людей появились первые ростки надежды на то, что война приближается к концу. В газетах печатали сообщения о бунтах на германском флоте и митингах в поддержку мира. Это усилило стремление к миру в Британии, которое нарастало весь год, но не получало должного отражения в прессе. Месяц назад Кларри поддержала петицию «Женщины за мир», сбор подписей под которой в их округе организовала ее давняя знакомая Флоренс. Как теперь оказалось, их противники на континенте предпринимали шаги в том же направлении. Войска Антанты добились успехов в ходе недавних кровопролитных боев, и распространились слухи о беспорядках и голоде, охвативших Центральную Европу.

К концу октября разрозненные слухи превратились в сплошной поток сообщений, и Кларри позволила себе надеяться на скорое окончание войны.

— Похоже, что на Рождество Джек и Уилл уже будут с нами, — поддразнивала она Олив, — так что начинай репетировать восторг, а то твои губы с непривычки потрескаются.

К ее радости, это вызвало некое подобие улыбки на осунувшемся и посеревшем лице Олив. Правда, Кларри и сама едва ли верила в свои прогнозы. Тем не менее в начале ноября все заговорили о возможном прекращении боевых действий.

Это произошло неожиданно: одиннадцатого числа разом зазвонили все колокола в церквях и загудели сирены по всему берегу, возвещая о долгожданном событии. Люди побросали все, что было у них в эту минуту в руках, и, выбежав на улицы, кричали, обнимались и плясали от радости. Вечером небеса осветились фейерверками. Были зажжены праздничные костры.

Кларри с сотрудницами подавала бесплатные горячие напитки, и ей удалось убедить Олив повести Джорджа и Джейн посмотреть на гуляния. В эту ночь они отправились спать, едва держась на ногах от усталости, счастливые и беспечные, не заботясь больше о светомаскировке. Они выжили!

Через три дня, когда город все еще был охвачен эйфорией от наступившего мира, посыльный мальчик вбежал в чайную с телеграммой. У Кларри едва не подкосились ноги, когда он, запыхавшись, выкрикнул ее имя.

— Господи, не надо, только не сейчас! — ахнула она.

Посетители обернулись и уставились на нее. На их лицах застыли смешанные чувства: жалость к Кларри и радость, что это не к ним. К ней сразу же подошла Лекси и увела на кухню.

— Дай мне, — распорядилась она. — Лучше уж знать правду.

Лекси разорвала конверт. Сперва ее глаза округлились, затем она вдруг захохотала.

— «Охлаждайте шампанское едем домой люблю Уилл».

— Что? — выдохнула Кларри.

— Да-да, это от Уилла, но не из его штаба, — хихикнула Лекси.

У Кларри закружилась голова.

— Значит, Уилл возвращается. Какое счастье! — забормотала она и засмеялась.

А потом неожиданно расплакалась.

— Ну-ну, — сказала Лекси, обнимая ее. — Хватит лить слезы. Пришло время радоваться.

В последующие недели первая волна радости схлынула. Жизнь была такой же тяжелой, как и раньше, со всеми ограничениями и продуктами по карточкам. Население ослабело от скудного питания, и с пугающей быстротой распространялось свирепое вирусное заболевание. Мать Эдны слегла во вторник, а в воскресенье умерла. Школа Джорджа закрылась на рождественские каникулы на две недели раньше, потому что из-за эпидемии испанского гриппа сократился преподавательский состав.

Джордж простудился, и у Джейн снова, как и каждую зиму, появился свистящий кашель. Олив была охвачена новым страхом и, боясь, что ее дети умрут, не выпускала их из дома. Она кутала их сверх всякой меры и загоняла в кровать, несмотря на их жалобы и слова о том, что им скучно и они хотят поиграть во дворе.

И Олив, и Кларри с нетерпением ждали новостей от Джека и Уилла, но послевоенное время отличалось неразберихой и хаосом. Люди возвращались неорганизованно. С континента приходили вести об огромных толпах беженцев, заполонивших порты и железнодорожные станции, и о бесчисленных демобилизованных солдатах, пытающихся добраться домой.