Будьте безмолвны. Закройте глаза.

Почувствуйте, что ваше тело совершенно замерзло.

Теперь посмотрите внутрь со всем своим сознанием и с настоятельностью, как будто это — последний миг вашей жизни.

Центр вашего существа недалеко. Все, что вам нужно — это тотальная настойчивость.

Глубже и глубже, как копье... чем глубже вы идете в свое существо, тем глубже проходите в существование.

В этот момент вы — будда, а быть буддой — значит достичь высшего потенциала вашего существа. Семя расцветает и становится голубым лотосом.

Это тело — будда, эта земля — лотосовый рай.

Оставайтесь свидетелем. Это — единственное, что вечно в вас. Все смертно,кроме свидетельствования.

Свидетельствование — это другое название будды.

Сделай это яснее, Ниведано...

Расслабьтесь, но оставайтесь свидетелем.

Вы — не тело, вы — не ум; вы — чистое сознание.

И скоро вы обнаружите, что у вас нет никаких границ.

Аудитория Будды становится озером сознания без ряби.

Соберите как можно больше цветов,что невидимо цветут вокруг вас,как можно больше аромата... И помните, что будда должен постепенно выйти на периферию вашей жизни, в вашу обычную повседневную работу.

Тогда даже эта работа становится медитацией.

Все, что сделано осознанно — медитация.

Прежде чем Ниведано позовет вас назад, соберите как можно больше этого чистого пространства. Принесите с собой этот танец, эту музыку, эту поэзию...

Ниведано... *

Вернитесь, но даже в своем возвращении покажите изящество, красоту, безмолвие.

Посидите несколько мгновений, вспоминая опыт, через который вы прошли.

Вы должны стать буддой в своих повседневных делах, двадцать четыре часа в сутки. Живой или мертвый, вы должны быть буддой.

Только будда не умирает.

Быть буддой — ваше предназначение.

Нет другого благословения выше, чем это.

Нет другого экстаза шире, чем этот.

Нет другого блаженства глубже,чем это.

Медитация — единственная революция в мире.

Все остальные революции — подделка.

– О’кей, Маниша?

– Да, возлюбленный Мастер.

2 декабря 1988 г.

Наш возлюбленный Мастер,

Кёдзан однажды вернулся к Исану, чтобы взять у него интервью. Исан сказал:

– Теперь тебя зовут добрым и умным учителем. Как ты отличаешь тех, кто приходит из всех краев и знает это, от тех, кто не знает это; мастеров, которые унаследовали это, от тех, кто не унаследовал; глубокое учение от многозначительного учения? Объясни, а я послушаю.

Кёдзан ответил:

– Кёдзан научился этому. Когда из всех краев приходят монахи, он поднимает свою палку и спрашивает, излагали это там, откуда они пришли, или нет. Затем он говорит им, оставляя это в стороне: «Чему учат старые мастера там, откуда вы пришли?»

Исан восхитился им и сказал:

– Это всегда было когтем и клыком нашей секты.

Маниша, тишина здесь настолько плотная,что немного страшно произнести даже одно слово. Я могу потревожить озеро вашего сознания. Но всегда помните: в бодрствовании слов тишина углубляется. Чем выше гора, тем глубже будет долина, окружающая ее. Огромная гора не может иметь маленькую долину. Во всей природе существует необычайное равновесие.

Сущностный дзен есть попытка привести вас к языку существования, который вы совершенно забыли. Вы совершенно забыли самое важное и наполнили свой ум всевозможным джибберишем.

Может быть, вы знаете, а может быть, нет, что «джиббериш» — не английское слово. Оно пришло из Персии — так раньше назывался Иран, — от очень таинственного человека, Джаббара. Он никогда не говорил ничего, относящегося к делу. То, что он говорил, было не только неуместно, в этом не было никакой грамматики, там вообще не было никаких слов, одни звуки. Благодаря Джаббару появилось слово «джиббериш».

Но Джаббар нечто говорил своим джибберишем. Он говорил: «Все,что мы можем сказать о существовании — это джиббериш». Он был в великой гармонии с существованием.

Кажется невероятным,но у него была тысяча учеников. Они сидели рядом с ним; когда он молчал, они молчали; когда он входил в джиббериш, они входили в джиббериш — и около двадцати пяти человек стали просветленными. Джаббар не говорил ни слова, никто ничего не слышал.

Вы не можете написать трактат о Джаббаре, потому что он не говорил ничего, кроме джиббериша. Но он излучал свет, он был человеком, который пришел к расцвету, чья весна наступила; и он не боялся быть уязвимым, открытым и восприимчивым. Он шел туда, куда нес его ветер.