Данное положение весьма и весьма важно, поскольку человечество существует в пространстве мифов, которые созданы такого рода объяснениями; сомневаться в них затруднительно хотя бы по причине их постоянной репродукции, как в художественных формах, так и посредством фантазии (как собственной, так и чужой), которая способна выдавать желаемое за действительное. Все это приводит к представленному выше «девиантному» дезадаптивному механизму: в «картине» образуются цели, которые не могут быть достигнуты. Эти мифы о «бесконечной любви», «счастливых семьях», «исключительной преданности», «верности данному слову», «свободе», «просветлении» и т. д. и т. п. направляют поведение человека, однако, поскольку никто никогда не достигал подобных результатов, пути этими «объяснениями» же и ограничиваются (часть из них начинается со слов «не получилось, потому что…», другая – «получится, если…»). До тех пор пока этот – «девиантный» – дезадаптивный механизм не будет сведен на нет, надеяться на прекращение беспочвенных и пагубных по итогу «объяснений» не приходится.

Все сказанное выше позволяет резюмировать роль «объяснений» в поведении человека. Согласно КМ СПП, целенаправленное поведение человека определяется тенденцией выживания, преломленной в континууме поведения, то есть в содержательной среде. Как же определяется этот «путь» к цели? «Тенденция выживания» сама по себе есть цель (цель «выживания» в самых различных содержательных аспектах); эта цель, однако, есть и условие, обнаруживающее себя в совокупности других условий. Проводимая работа представляет собой выбор пути к достижению цели при данных условиях [439] 840. Впрочем, надо заметить, что этот «выбор» – факт скорее риторический, нежели реальный. Однако именно наличие «объяснений» и создает иллюзию «выбора», поскольку условия, в которых осуществляется, по крайней мере, «сознательная» (то есть в аберрациях «картины») часть выбора, и есть «объяснения».

«Объяснение» служит двум возможным целям: «почему что-то следует делать» (а также, «почему что-то можно делать») и «почему чего-то не следует делать» (а также, «почему что-то нельзя делать»). [440] Таким образом, «объяснения» создают набор «за» и «против». Однако было бы ошибкой думать, что далее происходит суммация «объяснений» «за» и суммация «объяснений» «против», а дальше из одной суммы вычитается другая. Это не так, поскольку сами «объяснения» ничего не стоят, они лишь представляют и обслуживают соответствующие конфигурации элементов «схемы», поэтому даже самое логичное, самое выверенное и, как кажется, убедительное «объяснение» «за» может быть устранено абсолютно безосновательным «объяснением» «против». Иными словами, «вес» «объяснения» определяется не «объемом», а «материалом» «схемы»; с другой стороны, недостающий «объем» «объяснения» («за» или «против») нетрудно и наверстать, аберрации «картины» вполне способны справиться с этой задачей в случае необходимости.

Когда же необходимые «схеме» (конфигурации ее элементов) «объяснения» (то есть аберрации «картины») созданы, то возникает иллюзия, что выбор человека сознателен, что он сделан в результате осознанного «анализа» обстоятельств, причин, предполагаемых последствий («объяснение» «прогнозов») и с соблюдением необходимых условий («объяснение» «требований»). И тут начинается новая игра: все действующие силы закамуфлированы, то есть переоделись и перевоплотились, разыгрывается своеобразный спектакль, где артисты выступают как герои пьесы. Сцены, акты и действия, будучи плодом воображения драматурга, предстают как реальные, таковыми, впрочем, совсем не являясь. Изменить эту игру можно, но только в рамках этой же игры, чего, разумеется, оказывается недостаточно для достижения психотерапевтического эффекта. Эту игру, впрочем, можно и отменить, вызвав на сцену «автора». Данную функцию и призвана выполнить «констатация».

Суть «констатации» и принципиальное отличие ее от «объяснения» заключается в том, что если вторая – это всегда связи (аберрации) означающих (что создает возможность установления причинно-следственных связей, рационализации, оценки и т. п.), то первая – это сами конкретные означающие, которым не предоставляется возможности вступить в какие-либо отношения с другими означающими [441] 841. В целом, задача достаточно проста: необходимо назвать все действующие элементы «схемы», редуцировать «невозможное», а также соблюдать точность в означивании; разумеется, все это можно сделать только с участием психотерапевта. При этом данный акт называния («констатация») должен быть «чистым», то есть лишенным каких-либо аберраций означающих. Далее решение о действии принимается в соответствии с теми «констатациями», которые были установлены. По сути дела, это решение возникает в совершенно новых условиях, где устранены искажающие влияния «объяснений», и, кроме того, здесь не могут быть приняты заведомо абсурдные решения.

Речевое поведение, что уже не раз отмечалось, представляет собой совокупность «прогнозов», «требований» и «объяснений». Последние поддерживают «прогнозы» и «требования», а потому должны быть устранены, чтобы обеспечить возможность их редукции. Психотерапевт регулярно сталкивается с «объяснениями» пациента, начиная с того момента, когда тот предъявляет «жалобы». Собственно говоря, сами «жалобы», как правило, есть «объяснения», а потому задача психотерапевта – сразу же переводить их в формы «констатаций». Следующий этап всплеска «объяснений» пациента касается того, «почему» он «прав», а все остальные «не правы» (в том числе и психотерапевт, конечно). [442] Когда же, с помощью перевода «объяснений» в «констатации», и этот этап оказывается преодолен, то пациент начинает «объяснять», почему он не может (или у него не получится, или даже нельзя) делать, жить, думать иначе, относиться к тем или иным событиям по-другому и т. д. Все эти «объяснения» порождены актуализацией «элементарных эмоций», поддерживающих беззаботное существование прежних дезадаптивных динамических стереотипов. Здесь на помощь психотерапевту снова приходят «констатации».

Когда же и этот демарш «объяснений» миновал, а перед пациентом альтернатива – адаптивного и дезадаптивного поведения, психотерапевт не спрашивает его, «почему», «надо» или «не надо», он спрашивает: «Хочешь или не хочешь?» – и этим ограничивается. В противном случае у пациента возникнут «объяснения», которые способны парализовать любую его целенаправленную активность. То, что сам пациент на этом этапе создает себе какие-то «объяснения», нельзя считать недопустимым, поскольку в данном случае «объяснения» служат ему для усиления тех тенденций (намерений), которые позволяют ему сформировать новый, адаптивный динамический стереотип по тому или иному вопросу. Впрочем, и здесь психотерапевту не следует нарушать основного правила – как можно меньше «объясняться». Задача состоит в том, чтобы из плоскости представлений (аберрации «картины») перевести психотерапевтический процесс в плоскость непосредственной, фактической деятельности («схема»): навык действия должен быть отработан и закреплен в качестве динамического стереотипа. «Лишние» «объяснения» могут вытеснить действие, так что воз не сдвинется с места.

Все сказанное выше требует от психотерапевта адекватного различения «объяснений», «прогнозов» и «требований». При этом все «объяснения», которые могут быть скрыты, представать в самых разных формах, маскироваться, функционировать «по умолчанию», – непременно должны быть развернуты, означены как «объяснения» и редуцированы.

Под «объяснениями» Ф. Пёрлз понимал фразы, начинающие-ся с «потому что», то есть «рационализации» и «оправдания», которые он относил ко «второму классу словесного продукта». Впрочем, сюда же следовало бы добавить еще и «оценку» (поскольку «оценка» не бывает «немотивированной», и даже простое: «А потому что так!» – это тоже «объяснение»), а также «обвинения» [443] 842. Формула любого «объяснения» – есть установление «причинно-следственных отношений» в соответствии с уже заданными параметрами (конфигурация элементов «схемы»). То есть последние уже в каком-то смысле содержат в себе «объяснение» себя, хотя это самое элементарное из возможных «объяснений», которое можно свести к формуле: «Мы есть, и вы вынуждены с этим считаться». Дальнейшая работа «картины» по созданию соответствующих «разумных» «объяснений» – есть лишь пустая формальность, которая, впрочем, таковой не осознается, в противном случае вряд ли бы кто-то тратил на нее силы.