— Генерал?..

Колин отделился от стены, на которую опирался, проклиная неуместные мысли, заставившие его упустить приближение посланника.

— Я здесь, — прошептал он и подождал, когда гонец спешится и зайдет в тень. Это был Генри Хаммонд, его связной последние три года.

— Наш добрый король шлет вам приветствия, генерал.

Колин кивнул и, осторожно выглянув из-за скалы, оглядел все вокруг, чтобы убедиться, что они одни.

— Что нового в Англии?

— Король приказал семи епископам огласить Декларацию о веротерпимости во всех англиканских церквях. Но, будучи яростными противниками католиков, — добавил Хаммонд, — они воспротивились, поэтому были арестованы.

Колин в досаде стиснул зубы. Проклятие! Король Яков с каждым днем приобретал все больше врагов, затрудняя победу в этой войне.

— Скоро нам придется сражаться не только с голландцем, но также и со всей Англией.

Хаммонд немного помолчал, затем осторожно откашлялся, прочищая горло.

— Видите ли, генерал, некоторые говорят, что король не искренен, выступая за веротерпимость. Якобы его истинная цель — разжигать рознь между приверженцами англиканской церкви и католиками.

Колин рад был, что Хаммонд не видел его лица в этот момент, потому что сам он верил этим слухам. Конечно, именно в этом и состоял план Якова, он говорил о веротерпимости левой стороной рта, а правой заявлял, что все те, которые не являются католиками, исповедуют ложную религию. Народ не станет терпеть такое слишком долго.

— Ваш долг — не сомневаться в своем короле, — строго сказал гонцу Колин. Трону меньше всего сейчас нужен был мятеж. — Пусть другие говорят, что им вздумается, а вы держите язык за зубами. Вам понятно?

— Да, генерал. Есть у вас послание к королю?

Колин кивнул и протянул гонцу пакет. Хаммонд доставит послание другому гонцу в Сомерсете, а тот поскачет в Чешир, чтобы передать его следующему. И так далее, пока донесение не вручат лично королю Якову в Лондоне.

Колин подождал, пока Хаммонд не скрылся из виду, затем накинул на голову капюшон и направился к замку. На этот раз он шел медленно, раздумывая о том, не было ли его пребывание здесь пустой тратой времени. Если народ станет требовать протестантского короля, сил Якова окажется недостаточно, чтобы удержать трон. Но, как ни странно, не это больше всего беспокоило Колина.

Первые девятнадцать лет своей жизни он рос среди католиков и видел, как их преследовали. Он сражался бок о бок со своими братьями-горцами, не зная о преследовании других. Но теперь Колин уже не был столь несведущим. Яков не карал непокорных пресвитерианцев, не устраивал кровавую бойню, как это делал до него его брат Карл. Но он предавал их суду и лишал всех свобод и привилегий. Сначала Колин считал, что король поступал справедливо. Но какой человек имеет право отказывать другому в праве отстаивать свои убеждения? Разве сам он сражался не за эти права?

Колин не хотел видеть худшее в человеке, которым восхищался, которого поклялся защищать. А если бы пригляделся и если бы оказалось, что его дело уже нельзя назвать правым, — то что бы осталось ему? За что стоило бы бороться?

Колин проскользнул в замок, убедившись вначале, что в залах царит тишина. Он осмотрелся, пользуясь возможностью сделать это неспешно и обстоятельно. Он проверил каждый поворот и каждую дверь вдоль еще одного темного коридора. Но он не мог заниматься этим всю ночь. Одно дело — рисковать. Поступать неосторожно — совсем другое.

Удовлетворившись на данный момент тем, что нашел еще три выхода из замка, Колин направился к себе.

Но, услышав звуки, доносившиеся из помещения этажом выше, он двинулся туда. Звук раздался снова, и Колин, скинув капюшон, прислушался. Кто-то плакал наверху. Ребенок.

Эдмунд!

Горец взлетел по лестнице к двери комнаты мальчика, но плач прекратился. Не следовало ему приходить сюда. Если Гейтс узнает об этом, он скорее всего выдворит его из Дартмута. Колин повернулся уходить, но новые звуки пригвоздили его к месту.

Музыка… Точнее — голос лютни. Но звучал ли он на самом деле — или только в его мозгу и у него в сердце? Нежные звуки доносились откуда-то с вышины, словно небеса разверзлись, чтобы услаждать его уши… и другие части тела. Но откуда же доносилась эта музыка?

Колин посмотрел на узкую каменную лестницу, ведущую на парапет стены и дальше, на самый верх башни. Он вспомнил, как в первый раз увидел там леди Джиллиан — увидел высоко над миром, овеваемую ветром, похожую на одинокую принцессу. И сейчас голос ее лютни напоминал об этом.

Но Колин не двигался. Зачем ему идти к ней? Он был не из тех, кто способен утешить. И у него не было ничего, что он мог бы ей предложить. Что хотел бы ей предложить. Леди Джиллиан — не его забота.

Эдмунд вновь завопил за дверью, и Колин, стремительно развернувшись, ворвался в слабо освещенную комнату, сжимая рукоятку меча. Глаза его мгновенно отыскали Эдмунда, примостившегося в самом углу кровати. Похоже, он был невредим, но страшно напуган. Колин сначала обследовал темные углы, чтобы удостовериться, что никто не прячется там, затем подошел к кровати.