Нет. Если только у мамы будет продолжаться улучшение, они смогут поговорить, по-настоящему поговорить. Пит фантазировала, как хорошо будет иметь кого-то, кто даст совет, выслушает ее заботы, успокоит. Как замечательно вновь обрести мать.

Приехав утром на работу, Марсель Ивер нашел на своем столе телеграмму из Парижа из своего магазина на Вандомской площади. В телеграмме сообщалось, что менеджер парижского магазина, имея дело напрямую с агентом по продаже недвижимости недавно умершего коллекционера, сумел приобрести десять редких украшений, созданных Рене Лаликом, известным ювелиром, чьи творения в стиле «ар нуво» на рубеже веков были предметом повального увлечения.

Марселю предварительно рекомендовалось продать эти украшения и поручить менеджеру заняться этим. Однако сейчас он ужаснулся цене, которая была за них заплачена. Слишком поздно он понял, что не следует давать своему представителю карт-бланш, что он должен был установить предельную сумму затрат на покупку. Так поступил бы его отец. Нет, поразмыслив еще, он пришел к выводу, что отец никогда бы не поручил такую важную сделку кому-то еще. Он сам бы вел все дела.

Марсель размышлял, как бы отец ответил на вопросы, поставленные менеджером в этой телеграмме? Хочет ли месье Ивер продать драгоценности в парижском магазине, или он считает, что их нужно переправить в Нью-Йорк, где выручка от продажи может быть значительно выше? Или лучше положить драгоценности в хранилище на некоторое время и посмотреть, насколько ценятся произведения в стиле «ар нуво»?

Марсель размышлял. Магазин на Вандомской площади давно считается главным, а парижане особыми ценителями Лалика. Но сейчас торговля лучше шла в Нью-Йорке.

Что сделал бы отец?

Прошедшие три года были мучением для Марселя. Сначала был шок, когда он узнал, что отец угасает, кошмарная гонка в стремлении перенять как можно больше, пока еще было время, а после смерти отца он силился взять на себя многочисленные функции, с которыми умудрялся справляться один Клод Ивер. Отец лично следил за делами в Париже, Лондоне и Нью-Йорке, совершая дальние поездки, чтобы приобрести у поставщиков самые лучшие камни, — посещая в Таиланде рубиновые шахты, ведя переговоры с алмазным картелем в Йоханнесбурге, покупая камни у индийских махарадж, которые лишились части своей огромной собственности, когда страна избрала демократический путь развития, и поэтому продавали драгоценные камни, которым было сотни лет. Марсель вряд ли мог выдержать темп, заданный отцом. Пытаясь работать как отец, Марсель обнаружил, что Клод Ивер «носил свой кабинет в шляпе». Его личные контакты в мире добычи драгоценных камней, торговли и ювелирных аукционов были такой засекреченной обширной сетью, что у него просто не хватило времени передать все сыну. Не мог он передать ему и свое желание, и готовность заниматься этим бизнесом, тонкую хитрость, которая все больше нужна в теперешней ситуации. Поставка высококачественных камней сократилась. Лучшие старые выработки — рубинов в Индии, изумрудов в Колумбии, сапфиров в Бирме — давным-давно истощились. Новые шахты чаще всего были расположены на территориях, где действовали партизаны и шли войны, особенно в Юго-Восточной Азии.

Спрос был тоже невысок. Недавно закончившийся конфликт во Вьетнаме ослабил американскую экономику, сократив тем самым приобретение предметов роскоши. Марсель сомневался, что фермер из Джорджии, занимавшийся выращиванием арахиса, который только что был избран американским президентом, быстро повернет ситуацию к лучшему. Конечно, ничто не остановит богатых от трат, однако даже они легче расставались с деньгами, когда кругом царило беззаботное, бесшабашное настроение. Бухгалтерские книги «Дюфор и Ивер» по-прежнему свидетельствовали о доходе, но это было не благодаря здоровой, постоянно растущей прибыли, которая преобладала во времена Клода.

Марсель не раз пожалел, что отец отказался продать дело Антонио Скаппе, хотя по-прежнему считал своим долгом оставаться верным этому решению. В любом случае Марсель был уверен, что возможность упущена. Скаппа написал дочери одно-единственное письмо вскоре после ее приезда в Америку, которое Андреа со смехом перевела Марселю. Антонио писал, что никогда не простит дочери «ее переход к врагу, подобно проститутке, следующей за войском». С тех пор связь между ними прекратилась. Тем временем цепь магазинов «Тесори» росла скачками, новые филиалы открылись в Рио, Гонконге, Каракасе, Западном Берлине, словно Скаппа хотел продемонстрировать дочери, какую ошибку она совершила. Ему еще предстояло открыть конкурирующий магазин в Нью-Йорке, и Марсель предполагал, что так и произойдет в конце концов. «Тесори» больше не нужно поглощать «Дюфор и Ивер».

Разумеется, Марсель понимал, что вражда служила движущей силой и для Андреа. Разве она пошла на связь с ним не ради того, чтобы избежать пренебрежительного отношения к ее способностям со стороны отца? Нет, он не имел ничего против. Она, как и раньше, оставалась самой волнующей женщиной, которую он брал в свою постель, абсолютно необузданным животным. Он никогда не утруждал себя вопросом, любит ли он ее — пока что это казалось несущественным.

Кроме того, без Андреа дела «Дюфор и Ивер» пострадали бы еще больше. Она была неутомимым работником в магазине и в общественной сфере. Ее рекламные идеи были великолепны. Ей было свойственно драматическое чутье, которое его отец явно не одобрил бы, но Марсель справедливо полагал, что это качество как раз ко времени. Продажа драгоценностей должна быть тщательно обставлена, как пьеса в театре, сказала она, когда уговаривала Марселя оборудовать несколько небольших салонов для самых лучших клиентов.

Другим ярким пятном для «Дюфор и Ивер» был список проданных драгоценностей, составленный за полгода одной продавщицей — Пьетрой Д’Анджели. Среди семерых служащих отдела только у нее одной около трети всего объема продажи.

Марсель откинулся в кресле, воспоминания вытеснили все из его головы: тот единственный вечер… то, как она выглядела, ее прекрасное лицо, сосредоточенное на решении загадки бриллианта. Он вспомнил атмосферу, царившую между ними, как он лежал в ту ночь без сна, думая о ней, размышляя, слишком ли она молода, воображая, что бы сказал отец, если б он привез ее в шато во Францию… Шанс пришел и ушел, подумал Марсель. Сейчас он в рабстве у Андреа; он не сомневается, что резко прерванные отношения с Пит рассердили и даже обидели ее.

К счастью, она была не так разгневана, чтобы отказаться от работы в «Дюфор и Ивер». Она доказала свою ценность для фирмы. Несколько кратких разговоров за прошедшие три года были прохладны, но доброжелательны. Она явно умела отделять бизнес от личных дел.

Марсель поднялся из-за стола и направился к угловому столику в своем большом кабинете, где был разложен плакат самой последней рекламной кампании Андреа. Красивая натурщица в плаще, застегнутая на все пуговицы, чтобы показать, что на ней больше ничего нет, — сфотографирована на фоне знакомого фасада «Дюфор и Ивер» на Пятой авеню. Ее улыбающееся лицо поднято навстречу каскаду блестящих бриллиантовых капель. Надпись в одну строку гласила: «Девушке нужно что-то на дождливый день».