Во-первых, в консульстве появился новый начальник бюро печати Георгий Агабеков. Как-то, разговорившись с Максом Францевичем, новичок предложил ему поработать на ОГПУ. Думпис не раздумывая дал согласие, и вскоре Агабеков мог похвастаться перед Центром: «…учредили резидентуру ОГПУ в Мазари-Шерифе (Афганистан); работа была поручена консулу Думпису» [94] .

Консул активно включился в исследование района. Но однажды сделал промашку. Был среди его осведомителей один тип, торговавший кокаином. Белый порошок по виду ничем не отличался от зубного, разве что запахом. Афганец предложил Думпису попробовать зелья— так в жизнь Думписа вошел «доктор Кокаин». Когда год спустя Георгий Агабеков прибыл в Мазари-Шериф с инспекцией, он обнаружил в консульстве опустившегося наркомана и срочно сообщил об этом Центру. Оттуда дали знать в НКИД. Основное начальство вызвало проштрафившегося на ковер в Москву, пропесочило, пригрозило отправить в резерв и даже уволить, но потом коллегия решила не обижать кавалера ордена Красного Знамени и отправить его консулом в Кашгар — на исправление.

На новом поприще Думпис смог прийти в себя и развернул титаническую деятельность. В Кашгаре, как и Мазари-Шерифе, он продолжал служить двум господам: НКИДу и ОГПУ. Разведку особенно интересовал английский дипломат— консул Гиллан, несколько месяцев околачивавшийся в этом городе. До службы в Форин Офис британец, так же как и Макс, служил в армии и вышел в отставку в звании майора. Так же как и Макс, он служил и Форин Офис и Ми-5 — разведке.

Директивы, приходившие из Центра, предлагали Думпису сосредоточиться на англичанине. В распоряжении Гиллана, по сведениям из Москвы, была огромная резидентура— ее «детки» бродили не только по Западному Китаю, но и по Памиру и даже Монголии. Думпис регулярно посылал свои наблюдения в столицу. В донесении от 1 декабря 1925 года «источник 20» сообщал: «24 октября Гиллан выехал на охоту в Файзабад и Марал-Баши. Дабы установить подлинные цели его поездки, я отправил вслед за ним одного моего человека для наблюдения за ним. Как только китайцам стало известно, что тт. Бендюков и Шмуклер переехали границу, доставляя какой-то груз, — об этом незамедлительно было сообщено Гиллану; он, пробыв лишь день-полтора в Марал-Баши, вернулся обратно в Кашгар, — причем так поспешно возвращался, что в Кашгар приехал поздно ночью 10 октября, в день приезда тт. Бендюкова и Шмуклера. После приезда тт. Бендюкова и Шмуклера, Гиллан стал особенно внимательно относиться ко мне (еще бы!)» [95] .

Два странных типа— товарищи Шмуклер и Бендюков — не зря заинтересовали английского консула. Первый из этой пары был сотрудником Среднеазиатского банка, второй значился как уполномоченный Главхлопкома в Кашгаре. Но в действительности их работа в округе носила отнюдь не штатский характер. Пристальное внимание советских разведчиков было сосредоточено на том, как в Кашгаре происходили закупки дешевого провианта для английской армии, расквартированной с той стороны границы — в северо-западном районе Британской Индии.

И Думпису, и Шмуклеру, и даже Бендюкову было известно, что в эти самые дни на перевале Мын-Тепе и долине реки Дангы-Баш-Сарыкол полным ходом идет концентрация британских войск, что уже несколько месяцев как инженерные части англичан приводят в порядок горные дороги и мосты (это наблюдал и Рерих), что началась передислокация пехоты, кавалерии, что на аэродромах ВВС царит лихорадка и тренировочные полеты проходят чуть ли не каждый день, что не сегодня завтра шотландские горные стрелки под жалостное пенье волынок пересекут границу Западного Китая и войдут в Кашгар под предлогом борьбы с красной опасностью, грозящей с Севера. И хотя хребты Гиндукуша были достаточно высоки, агент ОГПУ «Азиз Ниало» серьезно предупреждал некоторых московских идеалистов: «…горы не являются непреодолимым препятствием: протяжением 110 километров, они пересекаются семью удобными перевалами, допускающими в большинстве даже колесное движение» [96] .

На то же самое указывали и записи из дневника Рериха, посланные им из Хотана с «Ламой». Думпис внимательно прочел документ и сообщение Николая Константиновича, что для отвода подозрений им посланы письма с просьбой о помощи в различные дипломатические миссии других стран, в том числе Великобритании, и лично консулу Гиллану. Узнав об этом, Думпис первым делом нанес визит своему британскому визави. «Мой советский коллега, которому также было направлено сообщение, уведомил меня, что он не примет участия в этом деле, так как ему ничего не известно о правах профессора Рериха на въезд в эту страну и целях его приезда. Профессор, кажется, русский эмигрант», — сообщал Гиллан в Дели [97] .

Несколько дней после этого Думпис вел себя как обычно, демонстрируя полное пренебрежение к судьбе научного каравана. Он выжидал, когда майор Гиллан отправит джигита с диппочтой через перевал — в Британскую Индию — и безмятежное сообщение попадет к резиденту Вуду. Только после этого «консул незамедлительно сообщил в НКИД СССР о злоключениях экспедиции, о ее безрезультатных обращениях в Нью-Йорк, Пекин, Париж и Лондон. Консул переслал в Москву и все письма, полученные им за это время от Н. К. Рериха.

«Не теряя времени, консул СССР посетил губернатора (Кашгара. — О. Ш.) и просил его принять меры к освобождению членов экспедиции. Советский консул взял на себя нелегкую задачу, ведь Н. К. Рерих не был советским гражданином, и у советского представителя не было никаких формальных оснований проявлять слишком большую заинтересованность в судьбе американской экспедиции» [98] . Да, Рерих не был советским гражданином, но Думпис не был просто консулом.

Тринадцатого февраля 1926 года караван Рериха прибыл в Кашгар и свой первый визит Николай Константинович нанес советскому консулу Думпису.

Именно здесь, в миссии, в кабинете советского дипломата наметился реальный путь экспедиции. Разговор касался возможности скрытного выезда с территории Синцзяна в СССР. Местом такого исчезновения Рерих предлагал Кульджу [99] . Здесь находилась база резидентуры контрразведки ОГПУ, расположенная в здании местного филиала акционерного общества «Шерсть». Но это предложение было отвергнуто с самого начала. Для дальнейшего этапа операции Рериху необходимо было получить паспорт до Пекина — а получить его можно было только с санкции синцзянского генерал-губернатора в Урумчи, где находились главные административные учреждения Западного Китая. Поэтому путешествие туда было неизбежным.