— Вы действительно считаете, что с помощью водки мы сможем быстрее добраться до Двуречья? — возразил Мэссон.

Тунберг поднял несколько больших пустых бокалов и терпеливо объяснил:

— Водка, мой дорогой Мэссон, предназначается для консервации насекомых или амфибий, которых мы, возможно, найдем по пути. Идет к тому, что мы будем проезжать по неизвестным землям, и я рассчитываю открыть больше, чем ваш один-единственный цветок.

— Конечно, — озадаченно ответил Мэссон. — Значит, первая дверь направо, потом последняя комната, все на средней полке, правильно?

— И не забудьте выпечку!

— А выпечка, несомненно, отлично защищает от малярии, не так ли?

— Не смешите меня. Там, куда мы собираемся, нет малярии. Нет, просто я уже много часов не ел ничего путного!

Мэссон отправился на поиски. Когда он положил руку на ручку двери, Тунберг шепнул:

— Мэссон! Будьте внимательны, не разбудите старого Питерзона, когда зайдете в кладовку. Помните, нам нужна его поддержка!

Мэссон открыл дверь и пошел на ощупь через прихожую. Потом он отворил первую дверь справа, которая вела в длинную столовую. Пересекая комнату, он крепко держался за стулья, боясь поскользнуться на полированном полу. Он медленно прошел до конца комнаты, где, по словам Тунберга, и находилась дверь в кладовку.

Когда Фрэнсис подошел ближе, ему почудилось, что он слышит странные звуки из соседней комнаты. Он приложил ухо к двери и различил ритмичное поскрипывание и страстные стоны.

Вдруг дверь в комнату распахнулась, сноп света упал в столовую. На пороге стояла полногрудая негритянка и смотрела на Мэссона. На ней не было ничего, кроме ночной сорочки (женщина стояла против света, и сорочка казалась совершенно прозрачной). Незваный гость оказался так растерян и шокирован, что просто стоял и смотрел на женщину.

— Прошу прощения, милостивая сударыня, — начал он наконец, когда немного пришел в себя. Но женщина прикрыла руками рот и так пронзительно завизжала, что Мэссону показалось, что стражники из Кейптауна услышат ее и прибегут сюда.

Фрэнсис попытался ее успокоить, но сделал только хуже. Негритянка развернулась и бросилась в комнату. Мэссон преследовал ее по пятам, упрямо пытаясь извиниться. Но когда он ступил на порог, то остановился как вкопанный. Он ошеломленно смотрел на картину, открывшуюся его глазам. Вся комната оказалась набитой высушенными образцами растений: от полированного пола до потолочных балок, на которых покоилась крыша. Любой квадратный сантиметр площади, не занятый растениями, был завален научной литературой, пробирками с цветочными луковицами или корешками, деревянными сундуками или шкатулками с аккуратными подписями. Эта невероятная естественнонаучная коллекция напомнила Мэссону кабинет Бэнкса. Но если та коллекция выглядела как музей, то эта комната походила на лабораторию.

Крики женщины наконец стихли, она напрасно пыталась спрятаться за спиной тощего как жердь морщинистого старика, который сидел в кресле-каталке. На нем не было ничего, кроме фланелевой ночной сорочки и большого колпака.

Когда Мэссон обнаружил эту парочку, его охватило глубокое смущение. И куда бы он ни смотрел, его взгляд постоянно возвращался к старику и пышногрудой негритянке. Чтобы еще больше не впасть в ступор, Фрэнсис развернулся и хотел уйти, но возмущенный голос старика остановил его.

— Кто вы такой? — прогрохотал он с мощью, на которую только были способны старческие легкие, и указал пальцем на чулки Мэссона. — Почему вы здесь шастаете?

— Прошу прощения, сэр. Я гость мистера Тунберга, — ответил Мэссон, отведя взгляд от полок и образцов и снова концентрируя внимание на хозяине дома, сидящем за большим деревянным столом. — Мы готовимся к ботанической экспедиции, и я как раз искал кладовку. Мне невероятно жаль, что я испугал вашу… даму.

— Тунберг что делает? Ну-ка, выкладывайте мне все! — Старик повернулся к спутнице, похлопал ее в утешение по руке и произнес что-то успокаивающее на языке, которого Мэссон не понимал.

Мэссон остался стоять, чувствуя себя не в своей тарелке, а мужчина на кресле-каталке подъехал ближе и остановился только тогда, когда очутился под самым подбородком Мэссона.

Он смерил Фрэнсиса взглядом с головы до пят и ничего подозрительного, что заслуживало комментариев, не увидел. Он пренебрежительно поворчал и отправился за женщиной. По пути он мимоходом распахнул дверь в кладовку и сказал, не оборачиваясь:

— Возьмите, что вам там нужно, только руки прочь от моей водки!

Как раз в этот момент в другом конце столовой появился Тунберг и поздоровался со стариком, криво ухмыльнувшись, словно сейчас был не рассвет, не пять утра, а время пятичасового чая:

— Здравствуйте, мой дорогой Хендрик. Судя по крикам, вы игнорируете мои советы не слишком напрягаться? Вы опять бегали за Ханной вокруг обеденного стола?

— Заткнитесь, Тунберг. Вы прекрасно знаете причину, черт побери. Хватит уже того, что вы загромоздили мой кабинет своей дьявольщиной, а теперь здесь шляются еще и ваши соучастники! Что вы, черт возьми, задумали? Почему вы бродите здесь посреди ночи? Это мое дело! — Он устало покачал головой. — Вчера вечером мне помешали, когда этот чертов Схеллинг заявился, а теперь — вы вдвоем. Я прибыл в Колонию, чтобы вести спокойную жизнь. Если бы я рассчитывал на такие волнения, то смело мог бы остаться в Амстердаме!