Ветви деревьев сельвы, сплетаясь над моей головой, образовали плотную крышу, не пропускавшую дневного света…

Я вновь подумал об Ольге, но уже с меньшим возмущением. Если то, что говорила Мерседес — правда, не слишком ли суровым был мой суд над Ольгой? Ведь она — лишь жертва ситуации. Но ревность заставляла меня пойти в своих размышлениях далее. Ведь я осуждал в Ольге не то, что она влюблена в Мьюира. Дело заключалось в ином. Она пыталась убедить меня, что презирает Мьюира, потому что он — «гринго» и потому что он позволяет себе в обращении с ней вольности.

— Ваша вина, что американцы типа Мьюира чувствуют себя в вашей стране хозяевами, — сказал я Мерседес. — Сначала вы ими восхищаетесь, всячески угождаете, а потом удивляетесь, что они становятся деспотами.

— Кто ими восхищается? Кто им угождает? — воскликнула она с непритворным удивлением.

— Да все вы. Богатые, бедные, женщины, мужчины! Члены политической партии А и члены политической партии Б! Мне все это уже знакомо. То же самое происходило с англичанами в Румынии в давние годы.

— Англичане — другое дело, — возразила Мерседес. — Они, правда, до смешного упрямы, что, впрочем, поможет им воевать. Британцы не меняют ни меры весов, ни денежные единицы, по-прежнему водят машины по левой стороне. Однако в конце концов их жизнь подчинена рассудку, разумна, а у американцев существует одно: деньги, и только деньги. У нас каждый считает, что тот, кто изъясняется по-английски, — богат. Поэтому к ним и тянутся.

— Я говорю о том же: вы сами сделали из американцев идолов. Что здесь играет роль: богатство или владение английским языком — неважно. Факт остается фактом.

— Да, деньги дают американцам все, — продолжала Мерседес, — иногда позволяют им даже терпеть крах, не рискуя потерять ореол могущества. Провалились американские фирмы, которые асфальтировали наши города. Провалились и компании, строившие ирригационные системы и железные дороги! Обанкротились американские предсказатели будущего нашей экономики. Но этого будто никто не замечает. Для того чтобы в нашей среде заставить поверить в эффективность любого проекта, следует лишь дать понять, что он был «изучен американцами».

— Мне прекрасно известны эти истины, — подтвердил я. — Вы, например, считаете, что ваши политические партии делятся на друзей и врагов Соединенных Штатов Америки. Как обычно, партия, находящаяся в данный момент в оппозиции, выступает против сотрудничества с американцами. Не обманывайте себя, Мерседес. Завтра эта оппозиционная партия придет к власти и, став еще более проамериканской, чем ее предшественники, заставит народ вашей страны умирать за дело американцев где-нибудь в Салониках, на Алеутских островах или на реке Ялу. А партия, занявшая траншеи оппозиции, будет винить в своих провалах политику госдепартамента США, обвиняя его в том, что он превращает человеческие жизни в деньги.

— Не думаю. Война воздвигла непреодолимый барьер между американцами и теми местными партиями, которые заявили о своей солидарности с нацизмом.

— Вы убедитесь сами. Но сегодня я более думаю о времени, когда атмосфера антиимпериализма станет политическим оружием против правительств, финансируемых Вашингтоном.

В этот момент к нам подошел промышленник Кастаньеда, друг Бететы. Кастаньеда, как всегда, пересыпал свою речь английскими словечками и выражениями, особенно если говорил о бизнесе или о Соединенных Штатах. И даже тон его голоса становился менторским:

— Нет, Мерседес! Look how efficient [11] эти американцы! Ну, скажи, кто, кроме американцев, смог бы высадиться в Северной Африке?! Они — единственные, кто обладает секретом фирмы, know how [12] . Метод, метод и только метод — вот чего нам не хватает. They get things done [13] …— Кастаньеда ударил рукой по столу, как если бы был генералом Эйзенхауэром, отдающим приказ о высадке войск.

Я слушал, как изъясняется Кастаньеда по-английски, и он казался мне кукушонком, подкинутым в куриное гнездо. Однако не во всем я был согласен с Мерседес. Жаль, что такая умная женщина не умела владеть собой. И повод-то был пустяковым: слова Мьюира, которые я ей передал. Разве американский народ, вся нация несет вину за то, что один из ее представителей грязно отзывается о латиноамериканцах? Как можно судить о всей стране по скудоумию одного из ее граждан?

— Вы впадаете в крайность, — сказал я Мерседес. — Американцы отнюдь не так уж великолепны, как считают некоторые. Но и не так плохи, как считают другие. Они как все. В саду божием есть место для всякой твари…

— Но ведь они относятся к нам так, будто мы — их колония! Удивительно, до чего американцы любят давать нам советы. Во всем! Они даже не пытаются учесть наши особенности, ближе познакомиться с нашим образом жизни. Именно это и возмущает меня. Особенно сильно это бросается в глаза, если сравнивать отношение к нам европейцев. Американцы считают, что все, что «сработало» когда-то в их стране — их образ жизни, их манеры, — все это должно «сработать» точно таким же образом и в других странах.