Шрифт:
Месауд оставил Баширу сумку с бинтами и ушел…
У лесника был резкий голос и огромнейшие усы. Он вытянулся по стойке «смирно».
— Капрал Брахим бен Брахим, номер семь тысяч четыреста два, Первый полк алжирских стрелков…
— Добрый вечер, — сказал Башир, — я устал.
— Вот я и говорю: хочешь есть — ешь, пить — пей, спать — спи, а устал, так отдыхай…
— Здесь много кабанов? — сказал Башир.
Тон Брахима сразу изменился.
— Входи, брат, входи. Двери моего дома открыты для тебя. Здесь у тебя все будет.
Ноги Башира были в крови. Красный раствор хромистой ртути едва отличался от живого мяса. Первое прикосновение ваты к ранам обожгло так, будто к ним приложили раскаленные уголья.
— Ты новичок? — спросил Брахим.
— Заметно?
— Стоит посмотреть на твои ноги… а тебе они еще понадобятся.
Шум задетых кем-то ветвей… Рычание собаки… Вспорхнули потревоженные во сне птицы…
— Собирай все это, — сказал Брахим, — и иди за мной. Не забудь ничего.
Куча толстых поленьев образовывала около двери правильный куб. Лесник отодвинул большое полено внизу.
— Входи, — сказал он, — внутри пусто.
Башир проскользнул, в отверстие, которое лесник тотчас заложил поленом.
— Просунь ствол автомата в щель… вот так… сюда… эй, не слишком-то!.. И не стреляй.
Башир слышал, как он уходит.
— Ни под каким видом.
Показалась немецкая овчарка, волоча за собой человека, вскоре, задыхаясь, появились несколько харки [56] . Башир слышал, как они говорили по-арабски. Они ходили взад и вперед перед поленницей. Тот, что был начальником, шутил с лесником около двери.
56
Алжирцы, служившие помощниками полицейских или вступившие в специальные части французской колониальной армии.
— Феллага давно прошли?
— Как раз перед вами, — сказал лесник.
— Когда-нибудь, — сказал харки, — ты за это поплатишься своей шкурой. Или они тебя зарежут, или мы расстреляем. Тебе что больше нравится?
Белые зубы выделялись на смуглом лице харки, когда он смеялся. Улыбка предателя была как раз на прицеле у Башира.
— А что, если они здесь, эти феллага?
— Конечно, — сказал лесник, — феллага, они везде: под крышей, в печке, в лесу, вот в этой куче дров, за дверью, в доме…
Он потянул за створку двери.
— А ну, входи, они здесь, давай ищи…
Овчарка натянула поводок и повела носом в сторону поленницы.
— Это скотина оторвет мне плечо. Вольф… ко мне!
— Мне принесли сегодня бутылку анизет [57] , — сказал Брахим, — но это не для такой образины… ты не способен оценить… напьешься с третьего стакана!
— Спорим, — сказал харки.
Вместе со всеми они вошли в дом…
На другой день с наступлением ночи старый, сгорбленный крестьянин появился перед домом лесника верхом на муле.
57
Анисовая водка.
— Чего тебе? — спросил лесник.
— Ничего. Осла ищу, потерялся он. Не видал моего осла?
— Не видел я твоего осла.
— Кабаны здесь есть?
— Входи, — сказал лесник.
Войдя внутрь, старый крестьянин распрямился. Он сразу же обратился к Баширу:
— Я привел вам мула, доктор. Мы будем на КП до рассвета.
Лесник только глаза вытаращил. Он помог Баширу собрать вещи.
— Он что, лекарь, этот парень? — спросил он крестьянина.
— Да вы что, со вчерашнего дня не могли найти время познакомиться? Башир Лазрак, доктор медицины! Брахим бен Брахим, капрал Первого полка алжирских стрелков…
— Ладно! — сказал Брахим. — Хорошо, что ты скоро пришел!
— Он тебе уже надоел?
— Весь день я раздумывал, как мне его прикончить: вот этой колотушкой или его автоматом?.. Понимаешь? Партизаны с белой кожей и подстриженными ногтями… и эта рубашка… Ты видел рубашку?.. Я решил — это француз, он просто выучил кабильский язык… Шпион… Его надо прикончить…
— Он будет заниматься санитарной службой вилайи. Если б ты хоть волосок на его голове тронул, тебя бы повесили…
Брахим кончил собирать сумку Башира.
— До свиданья, доктор, и не обижайтесь…
Они шли всю ночь. По мере их продвижения голубой массив Джурджуры на залитом луной небе приближался и становился выше. С первыми проблесками зари они добрались до маленькой деревушки, бурой шапкой прилепившейся к скале. Залаяли собаки, где-то в темноте слышался освежающий шелест бегущей воды. Воздух был холодным. Баширу хотелось есть. И он устал. Вот уже час, как раны его снова заболели, вся кровь прилила к ногам.
— Это здесь, — сказал крестьянин.