Может быть, Любовь Ивановна не стала спорить с Кириллом потому, что еще покойный муж частенько ругал ее: не тащи ребят за уши. Пусть растут как хотят. Инкубаторные люди — самые никудышные. Набьют себе шишек? Тем лучше: поумнеют без твоей помощи. И вообще — поменьше лялькайся с ними, поменьше расцеловывайся, а то смотреть тошно.

Сейчас, глядя на этих веселых, остроумных молодых людей, которые словно бы упивались и праздником, и сознанием своей причастности к особому миру — миру ученых, и у которых не было сомнений в своей дальнейшей судьбе, и которые уже успели, пусть немного, но все-таки кое-что сделать в жизни, чтобы иметь право ощутить свою значимость и значительность. Глядя на них, Любовь Ивановна испытала легкое чувство зависти, а мысль о том, что никогда за таким вот столом на месте Саши Долгова не будет сидеть Кирилл, не будет с такой вот наигранной сдержанностью принимать поздравления и улыбаться похвалам, — мысль эта оказалась грустной.

Кто-то включил радиолу, и первые, нетерпеливые пары сразу же потянулись танцевать — в самый раз встать и уйти. Любовь Ивановна поднялась и пошла к выходу, прижимаясь к стенке, чтобы не мешать танцующим. Ей показалось, что ее окликнули, она обернулась и увидела машущего рукой Туфлина.

Улыбаясь и извиняясь на ходу, Туфлин пробирался к ней и, взяв Любовь Ивановну под руку, спросил с шутливой строгостью:

— Как я понимаю, собрались удрать, голубушка? А мне что ж, с этими девчонками плясать прикажете?

Танцевал он хорошо, быть может, чуть старомодно, с какой-то торжественностью, что ли, будто не танцевал, а исполнял очень важный обряд, требующий молчания и сосредоточенности. Любовь Ивановна не выдержала:

— Да вас надо на конкурсы посылать, Игорь Борисович!

— Когда-то брал призы, — кивнул он. — Теперь уже не тот конь.

— Тот, тот! — засмеялась Любовь Ивановна. Ей было приятно, что Туфлин остановил ее и пригласил танцевать и что другие пары замедляют шаг и постораниваются, чтобы не толкнуть ненароком.

Когда музыка кончилась, Туфлин церемонно поцеловал ей руку и отвел Любовь Ивановну в сторону. Он не запыхался, не раскраснелся, и Любовь Ивановна подумала — молодчина он все-таки, в свои-то шестьдесят с лишним лет. В институт и из института каждый день пешком, машиной почти не пользуется, вечерами играет в теннис со своими аспирантами, зимой ходит в бассейн. Туфлин был сухощав, с розовым, неожиданно молодым лицом, яркими пухлыми губами, и лишь дряблая кожа на шее да морщины возле ушей безжалостно выдавали его возраст.

— Что нового, голубушка? — спросил он.

— Господи, — сказала Любовь Ивановна. — Да мы с вами только вчера переговорили обо всех делах.

— Это о делах, — мягко улыбнулся пухлыми губами Туфлин. — К сожалению, у нас почти не бывает времени поговорить не о делах. Черт знает какая жизнь! Так что же все-таки нового, кроме платья, как всегда очаровательного и ослепительного?

Ему что-то надо от меня, — подумала Любовь Ивановна. В институте знали: если Туфлин становится особенно вежливым и приветливым, значит, ему что-то надо.

Все-таки она сказала: пока ничего нового. Володька ждет приказа министра и осенью демобилизуется, приедет сюда, хочет устроиться в институт, шофером. Туфлин кивнул: конечно, устроим, никакого вопроса нет. Старший сын по-прежнему работает в Мурманске, доволен, жениться не спешит, — и Туфлин снова кивнул, ласково глядя на Любовь Ивановну.

— Да, в бабушки вам вроде еще рановато.

— Сегодня мы говорим друг другу комплименты, — сказала она. — А если честно, Игорь Борисович… Начнем деловой разговор?

— Увы, — вздохнул он. — Я понимаю, конечно, здесь не место и не время, но, может быть, лучше сейчас и здесь, чем официально в моем кабинете. Вы много занимались высокопрочными сталями мартенситного класса… Я хотел бы просить вас заняться трубными. Работы много, работа долгая, но, понимаете, голубушка…

Он говорил, чуть заметно морщась, будто ему неприятно было говорить, но вот — приходится делать это по какой-то унылой обязанности. Да, там, наверху, в о з н и к в о п р о с («Вы понимаете, конечно?»). Пока он может сказать только одно: работа крайне нужная. Необходима сталь с повышенной ударной вязкостью.

— За счет чего? — спросила Любовь Ивановна. — Обычно такие стали легируют ниобием и вольфрамом.

— Вот-вот, обычно! — усмехнулся Туфлин. — Мы покупаем такие трубы на Западе, платим за них нефтью и газом, а приварка-то никакого. Легированные стали влетают в копеечку, значит, надо поискать на рядовых марках, за счет повышения механических свойств.

— Методом «тыка»?

— Что? — не сразу понял Туфлин. — А, нет. Надо поглядеть, что уже есть. Познакомиться с производственными требованиями и возможностями (это значило — ехать в командировку, но Любовь Ивановна еще не знала — куда). Так как, голубушка?