Почти у самого подъезда меня строго окликнули:

— Катерина Алексеевна! Ну-ка, застегни пальто. И побыстрей.

Я обернулась. Конечно, кто же еще меня так называл? И с откровенной издевкой? Иван стоял шагах в десяти. Насмешливо улыбался. Руки в карманах полупальто, кепка сдвинута на затылок, глаза прищурены.

Ноги мои сами приросли к месту.

— Я уже почти дома. Зачем застегивать?

— Простудиться захотела? Кому сказал?!

И тут он увидел мой галстук. Ехидная улыбочка растаяла легким облачком. Голос его потеплел.

— В пионеры принимали? Мне Лидка говорила, только я забыл. Ну, поздравляю, — он заулыбался во весь рот. Серо-синие глаза вспыхнули.

— Спасибо, — мне тоже захотелось так улыбнуться: светло и радостно. Но не получилось. Что бы сделать ему такое же приятное?

— Хочешь пончиков?

— Не хочу. Домой тащи.

— Ну, возьми, ну, пожалуйста!

Он весело хмыкнул. Кивнул на недавно появившуюся во дворе лавочку:

— Давай тогда присядем и вместе пожуем. Или ты домой торопишься?

Почему-то я вдруг испугалась, что Иван передумает, если я задержусь с ответом. Настроение у него изменится, и он меня прогонит. Так редко Иван улыбался мне, так редко бывали у него минуты душевного расположения. Он бесцеремонно командовал Лидусей. И считал возможным на правах лучшего друга моего брата не менее бесцеремонно командовать мной. Опекал по-своему. Но меня любая опека тяготила. Я терпеть не могла командирские замашки Ивана, отчаянно сопротивлялась и мы постоянно скандалили. В отместку он ехидничал, ставил подножки, дергал за косы. О дружбе и речи идти не могло. Без Ивана жилось гораздо спокойнее. Честно говоря, я старалась обходить его стороной. Даже к Лидусе не всегда в гости шла, если знала, что ее брат дома. А все же, когда он находился в мирном настроении и выказывал свою дружбу, мне становилось с ним на удивление хорошо. Сама не знаю почему, но этими минутами я дорожила. Вот от того, чуть не сломя голову, бросилась сейчас к лавочке.

— Давай посидим. Я не тороплюсь.

Мы удобно устроились, улыбаясь друг другу.

— А где же Лидка? — вдруг встревожился Иван.

Ой! Сейчас уйдет разыскивать Лидусю и мы никогда уже так не посидим.

— Она к маме на работу пошла. Прямо от автобуса, — давясь слюной, торопливо отозвалась я.

— Ну, тогда ладно.

Иван взял из пакета пончик, но есть его не стал. Смотрел на меня с задумчивой улыбкой. Словно чему-то тихо радовался.

— Пальто все-таки застегни. Простудишься.

— Ага, — согласилась, но тут же и забыла свое обещание. Он не стал напоминать. Протянул руку и сам не торопясь застегнул мне все пуговицы.

— Ну, расскажи: как там было? Как вас принимали?

Он откусил от пончика. И я сразу успокоилась. Никуда не уйдет. И меня не прогонит. Стала рассказывать: про Валентину Петровну, про Таню, про неправильно завязанный галстук, про музей. Про все, про все. Даже о пончиках.

Он внимательно слушал, изредка задавая вопросы. Не смеялся. Вот странно! Не корчил из себя взрослого. Просто слушал, глядя мне прямо в глаза. Внимательный и доброжелательный. Мы просидели с ним больше часа. Я даже не заметила, это он мне сообщил. Сперва посмотрел на свои часы. Ему их Василий Сергеевич на день рождения подарил. А потом сообщил мне, сколько мы уже сидим. Лукаво заметил:

— А интересно, донесешь ли ты пончики до дома? Тебе давно пора.

Уже? Так быстро… Я с укором посмотрела ему в глаза, в этот пронзительный серо-синий перламутр.

— Выходи вечером за дом. И поговорим, — неожиданно предложил Иван.

— Сможешь?

Я растерялась. Такого еще не было. И как все это понимать? Мы теперь дружить будем? Смотрела на Ивана немного испуганно и не знала, что ответить.

— Так сможешь? — переспросил он немного напряженно.

Еще спрашивает! Конечно, смогу. Но выговорить ни слова не получилось. Только головой кивнула.

— Тогда до вечера.

Он встал с лавочки. Поправил кепку. Улыбнувшись последний раз, направился к своему подъезду. Я сидела и смотрела ему вслед, зажав в кулаке недоеденный пончик. День сегодня просто удивительный. Необыкновенный. Даже петь хочется.

Подарки и сюрпризы однако на этом не закончились. Мама приготовила к ужину курицу, а папа принес торт. Он радовался больше всех. Ходил до ужина по большой комнате, довольно потирая руки, напевал бравурные мелодии. Это было непривычное зрелище. Особенно, если учесть, что он сегодня отпросился с работы и приехал домой на два часа раньше.

Зато почему-то не приехали бабушка с дедушкой. Они звонили по телефону. Обо всем подробно расспрашивали, поздравили, но совсем не радовались, а так… Пожелали счастья скучными голосами. Я немного расстроилась. Ничего не понимая, обратилась к брату за разъяснением. Никита же, тонко и ехидно улыбнувшись, ничего не стал объяснять. Только произнес:

— А с чего им радоваться? Теперь и тебя посчитали.

Это была фраза из мультфильма про козленка, умевшего считать до десяти. Вроде, ничего особенного. Но все прекрасно поняли, к чему ее Никита произнес. Даже я поняла. И как не понять, когда вот уже целый год на ночь вместо страшных сказок брат рассказывал мне историю нашей семьи. Разумеется, потихоньку от папы. Мне было интересно, но я воспринимала рассказы Никиты, как дела давно минувших дней. Трудно оказалось понять, из-за чего они теперь-то все копья ломают. Можно бы и помириться.