Шрифт:
Валерий Петрович прикрыл глаза рукой. Победа опять уплывала от него. Лидия Григорьевна делала вид, будто усердно пишет. Уж не мою ли тронную речь конспектирует? Все прекрасно понимают, что я права. Возмущаются лишь из чувства самосохранения. Вероятно, за моей спиной будут говорить, что мне опять больше всех нужно — вот теперь контрольные срезы подавай. Но никому и в голову не придет, что мне сейчас на все эти срезы и анализы плевать. С вышки жеванной морковкой. А весь свой километровый монолог я произнесла только для того, чтобы меня оставили в покое. Хотя бы до конца четверти. Надо же когда-нибудь и личные проблемы решать? Они и так вон сколько лет ждали.
Я, не торопясь, прошла на свое место и начала демонстративно собирать сумку. Хамство, конечно. Только бесконечную пустую болтовню иначе не остановить.
Валерий Петрович задумчиво глядел, как учителя с шумом и грохотом покидают класс. Счет опять не в его пользу. Ну, тут уж он сам виноват. Не надо было меня трогать. Тряс бы лучше тех, кто работать не хочет. А я хочу. Очень даже хочу. И работаю. Вот потому Котов мешает мне изо всех своих директорских сил. Не знаю, как в других местах, но в московской школе чем меньше работаешь, тем легче тебе живется. Умей только создавать видимость бурной деятельности. Котов, например, умеет. И того же ждет от меня. Ну, пусть. Все равно не дождется.
Лидия Григорьевна подошла ко мне и неожиданно мирно попросила помочь ей в подготовке и проведении контрольных срезов. Еле от нее отбрыкалась. В школе более сорока педагогов. Что, кроме меня уже и «запрячь» некого?
— Екатерина Алексеевна, — спохватился Валерий Петрович, — задержитесь, пожалуйста.
Я сделала вид, что в этой сутолоке не расслышала его слов. Сжалась, постаравшись сделаться незаметной, спряталась за Татьяну. Та охотно прикрыла меня своими могучими плечами.
— Пошли ко мне в кабинет, — шепнула я ей на ухо. — Кофейку выпьем, покурим.
— Пошли, — согласилась Татьяна.
Мы стали шустренько подниматься по лестнице на третий этаж.
— Екатерина Алексеевна, — раздался за спиной голос директора. — Я просил вас задержаться. Вы что, не слышали?
Мы с Татьяной замерли, как настигнутые на месте преступления шкодники. Вот ведь привязался!
— Извините, Валерий Петрович. Не слышала.
Я повернулась к нему и подкрепила свою наглую ложь искренней улыбкой.
— У вас все в порядке? А то вы какая-то странная в последнее время.
— Вам показалось. Извините, Валерий Петрович, нам с Татьяной Сергеевной нужно срочно решить кое-какие вопросы. А потом я к вам зайду.
Он удовлетворился моим обещанием. Правда, насупился. Пошел вниз, сунув руки в карманы брюк и вяло насвистывая. Очевидно, забыл, что он директор школы и находится на работе. Додумался свистеть. Ну, кто он после этого? Меня зло разобрало. Хорошо, Татьяна вовремя дернула за рукав, а не то я бы ему ляпнула какую-нибудь гадость.
Мы, как птички, взлетели по лестнице. Чем дальше от начальства, тем легче дышится.
Я открыла дверь своего кабинета и сразу принялась готовить кофе. Все необходимое для этого постоянно лежало в нижнем ящике моего стола. Татьяна тем временем достала из косметички две сигареты и зажигалку, скрутила из листка бумаги аккуратную маленькую пепельницу. Мы частенько так сидели после уроков. Или в моем кабинете, или у нее в библиотеке. В моем кабинете было удобней. Легче проветривать. И сюда не так часто забредало начальство. Относительная безопасность гарантирована.
Кофе с сигареткой — чего еще желать человеку после изматывающего рабочего дня да еще после этой дурацкой планерки? Я так и сказала Татьяне. Та хихикнула. Заметила ехидно, что я сегодня без жертв обошлась, наверное, из-за последней степени усталости. Она уж думала, Валерию Петровичу опять достанется на орехи.
— А-а-а… — отмахнулась я и, забывшись, ляпнула, — Валерка меня утомляет больше всех. Надоел до смерти.
— Он для тебя уже Валерка? — заинтересовалась Татьяна. Она давно и уверенно заявляла, что наш директор неровно ко мне дышит.
Пришлось сознаваться: с Котовым Валерием Петровичем мы знакомы с незапамятных времен. Еще с детства. Он жил в соседнем подъезде, пока не женился. И воевали мы с ним еще тогда.
— Надо же, — пожала плечами Татьяна. — А ты никогда не говорила.
Конечно, не говорила. Больше того, и не собиралась. Сейчас нечаянно сболтнула. Просто нервничаю в последнее время много, вот и потеряла контроль над своим языком. А теперь надо отвлекать внимание Татьяны от опасной темы.
— Вспоминать не хочется, тем более говорить. Это еще семечки. Хочешь, похвастаюсь?
— Ну-ну, — усмехнулась Татьяна. — За тобой, значит, и такое водится?
Она уселась поудобней. Поправила локоны, слазила в косметичку за сигаретами. Я налила себе еще полчашки кофе, сделала неторопливый глоток, любуясь чудесными золотисто-русыми Танькиными кудрями. Солнечные лучи, бившие в окна, насквозь пронизывали каждую прядь, заставляли искриться каждый локон. Меня просто подмывало тяжко вздохнуть. От зависти. Вот ведь, дал же бог огромной, неуклюжей и внешне непривлекательной Татьяне такую роскошь на голове!